Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

После третьего приступа Герман пролежал без сознания до полудня 25 сентября, то есть около десяти часов. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой собачью голову с открытыми, затянутыми мутной пленкой глазами и вывалившимся языком. Вокруг все было густо заляпано запекшимися сгустками крови – паркет, нижняя часть стены и даже журнальный столик.

Герман, не понимая, что произошло, несколько минут смотрел на голову мертвой собаки, затем кое-что в памяти начало проясняться. Он более или менее помнил разговор с отцом, адскую боль, когда начался приступ, но что касалось собаки, вернее, ее головы…

Здесь возникало впечатление, будто воспоминания, связанные с ней, принадлежали кому-то другому, – настолько смутно и удивительным образом отстранено мозг воспроизводил отдельные части этих воспоминаний. Это походило на фильм, виденный десять лет назад, точнее, отрывки этого фильма, и даже его название вытерлось из памяти. В его же случае это был один единственный «кадр»: бездомная дворняга, привязанная к скамейке за заднюю лапу куском бельевой веревки, вероятно, детьми ради забавы. Собаку либо забыли отвязать, когда расходились домой, либо оставили там намеренно. Когда Герман к ней приблизился, холка и шерсть на спине собаки встали дыбом, однако она не издала ни единого звука – кажется, она пыталась заскулить, но… не посмела? Не смогла? О том, что произошло дальше, Герман мог только гадать.

Он отвернулся от неприятного зрелища в углу гостиной, стараясь привести мысли в порядок. Недавний приступ не оставил после себя боли, однако в ощущениях Германа появилось что-то новое.

Внезапно в голове Германа заговорил всегда узнаваемый голос Независимого Эксперта:

«Знаешь, что все это означает? Временами ты полностью теряешь над собой контроль… Твое превращение еще не закончилось – оно продолжается, и ты уже ничего не можешь с этим поделать. Он не остановится, пока не получит над тобой абсолютную власть. Но ты должен хотя бы попытаться противостоять ему … Потому что в следующий раз на месте собаки может оказаться…»

Тирада Эксперта, прошла мимо сознания Германа. Его внимание целиком было обращено к странному звуку, заполнявшему все окружающее пространство. Этот звук был подобен тому, что витает над оседающей пеной – шипящий и немного трескучий, – что-то похожее он слышал в детстве, когда подносил ухо к стакану только что взбитого миксером молочного коктейля. В первый момент Герман подумал, что причиной этого звука был дневной свет, проникающий в комнату сквозь задвинутые шторы (и эта мысль почему-то не показалась ему странной); вроде бы это трескучее шипение исходило именно со стороны окна.

Но потом Герман обнаружил, что источник этого странного звука – его тело.

Оно ощутимо, раза в два, уменьшилось в объемах, словно усохло. Пожелтевшая кожа съежилась, как поверхность воздушного шара; местами она свисала огромными пластинчатыми струпьями. Когда Герман начал подниматься, струпья посыпались с него как старая штукатурка, – от них и исходил тот негромкий шипящий звук, что издает оседающая пена. На полу остался след, повторяющий очертания его тела – будто на противне, где пережарилась рыба.

Затем Герман обнаружил у себя прогрессирующую способность двигаться с непостижимой скоростью. А в последующие три дня, когда процесс нового преображения завершился, он невольно стал напоминать себе нечто промежуточное между гигантским двуногим пауком и воскресшей мумией.

Его кожа превратилась в подобие брони, обтягивающей тело как панцирь, сохраняя некоторую эластичность лишь в районе подвижных частей – на сгибах локтей, коленей, пальцев и так далее.

Иногда до его внутреннего слуха доносился панический голос Независимого Эксперта (но все реже и слабее), который пытался докричаться из своего нового местопребывания – убогой кельи в самом темном и необитаемом краю сознания. Он вещал зловещие пророчества, одно мрачнее другого…

Впрочем, кого интересовали эти глупые вопли?

Теперь Герман чувствовал себя необычайно сильным и быстрым – лучше, чем когда-либо. Его больше не интересовало, сколько еще протянет организм, лишенный пищи и воды. И совершенно не заботило будущее.

Поздним вечером 28 сентября он покинул Убежище.

До района, где жил хирург Лозинский, Герман добрался в несколько раз быстрее, чем рассчитывал, составляя по карте будущий маршрут. Затем отыскал его улицу, дом, окна и, укрывшись в желтеющей кроне большого каштана, застыл в ожидании.

Герман не особо задумывался, способен ли он прикончить врача вместе с женой. Или заодно с кем-нибудь другим, кто мог оказаться рядом с ним. Он рассматривал ситуацию с хладнокровной рациональностью паука, который торопится к жертве на другом конце паутины.

Хотя временами он ощущал раздвоенность и какое-то необъяснимое беспокойство. Обе половины его «Я» выступали за смерть Лозинского, но их мотивация была различна.

Тогда как первое, естественное, «Я» Германа требовало лишь слепого возмездия, второе – приобретенное, а может, высвобожденное из каких-то глубин его разума – настаивало на смерти врача, используя мотив первого, не более чем повод. Оно открыто стремилось убивать – требовало жертвоприношений, как отвратительное крошечное божество, поселившееся в его голове. И чем дальше, тем все больше этот кровавый божок занимал места в его сознании. А временами, как уже выяснилось, мог целиком взять его под свой контроль.

Первое «Я» с каждым днем слабело, уменьшалось, без сопротивления отступая перед Пришельцем (или Освобожденным), который был подобен механическому чудовищу, для которого человеческие представления хорошего и плохого, добра и зла – абсолютно бессмысленны.

…Он вечно пребывал в кромешной тьме и лишь иногда смотрел на мир Его глазами посредством других . Он никогда не принадлежал самому себе, но являлся одной из Граней Целого.

Он мог быть всем и ничем одновременно. Он часто ошибался, но еще чаще оказывался прав. Он легко находил решение сложных дилемм, но не был способен постичь сути простых вещей.

Он был цифрой, словом… голосом скептика, даже циника, но не редко становился Его совестью. Он объявлял во весь голос то, что считал правдой, когда совокупность остальных Граней и даже само истинное «Я» опускались до самообмана… он становился гирькой на другом конце Качелей.

Он был лишь «винтиком» в гигантской, почти бесконечной вселенной Его сознания, но, случалось, прятал и собственные секреты.

Он был тем, кого «Я» и другие называли – Независимый Эксперт.

…Вирус породил катастрофу, уничтожившую множество Граней, а из их останков создал «машину», пожирателя-мертвеца. Она поглощала и подчиняла других : теперь ей рабски прислуживали даже Грани Воображения и Логики – первая одарила ее особым «голосом», вторая – подобием разума.