Борис Левандовский - Обладатель великой нелепости

Весь оставшийся день он ходил за ней попятам, убеждая, что другого выхода у них просто не осталось. Описывал, какие почти безграничные возможности им это дает. Говорил о вечных мытарствах в поисках заработка и тех жалких грошах, которые он приносит – карабканье на ледяную гору – сколько усилий не прикладывай, все равно оказываешься там, откуда начал. Разве ей не надоело каждый день ломать голову, что приготовить на обед (ужин, завтрак) из горстки ячневой крупы и нескольких картофелин? экономить на транспорте? задыхаться в долгах? И у них, особенно теперь, когда она на седьмом месяце, нет права тупо стремиться к верхушке этой горы – тем более, что существуют иные возможности. И так далее… Кажется, подобного красноречия он сам от себя не ожидал.

Короче говоря, либо они воспользуются этой улыбкой фортуны, либо очень скоро для них настанет конец света. А квартиру они, естественно, купят снова – возможно даже, двух– или трехкомнатную. Потому что скоро их станет как минимум трое.

Жена сдалась к ночи.

Остальные события замельтешили будто в сумасшедшем калейдоскопе…

К концу мая квартира была продана, долги розданы, устно договорено о временном жилье. Они оставались еще на старой квартире, когда утром 28 мая у них появился без пяти минут деловой партнер Игоря и объявил о чрезвычайно выгодной сделке, которую боялся упустить. Сумма, которую планировалось пустить в дело, без оформления документов перешла из рук в руки. Новоиспеченный партнер попрощался, и больше они никогда его не видели. Во всяком случае, живым.

Затем безумная ночь, когда тот не появился в договоренное время, телефонные объяснения с его женой, которую Игорь никогда не видел и которая бесцветным голосом сообщила, что муж погиб в автокатастрофе, и ни о каких делах и деньгах она не знает. Двое суток, проведенных словно в угаре… Похороны несостоявшегося партнера, на которые он явился для объяснений с вдовой и был жестоко избит кем-то из родственников покойного, когда довел ее до истерики своими требованиями вернуть деньги… Утро на следующий день, когда вместо Александры обнаружил на ее подушке записку, где сообщалось, что она уезжает к матери на Урал со всеми оставшимися у них деньгами и жалеет о годах, прожитых с таким ни на что не годным придурком, как он… День, когда должны были появиться новые хозяева, и он, не дожидаясь их прихода, просто вышел на улицу и побрел в случайном направлении, потому что идти ему было некуда…

Под вечер он оказался на парковой скамейке, уставший от бесцельной ходьбы, голодный и мучимый жаждой, где просидел до ночи, тупо наблюдая, как сгущаются тени между деревьями, и слушая высокий звон в опустевшей голове.

Когда в парке, который темнел загадочным оазисом напротив здания Университета имени Франко, не осталось ни души, он еще раз пересчитал все свои деньги. Их, как и раньше, было ровно двадцать восемь копеек…

Он превратил кулек с одеждой в импровизированную подушку, а скамейку – в диван, приобретая первый опыт бездомного бродяги. Уже скоро выяснилось, что по удобству парковая скамейка сравнима с прокрустовым ложем. Игорь проворочался на жестких деревянных брусках минут сорок, ощущая нарастающую боль во всем теле (в этом процессе активно участвовали еще и ушибы, полученные на кладбище), и решил переместиться на траву. Подходящее место он обнаружил всего метрах в шести-семи от скамейки; свет от паркового фонаря туда не доставал: он только сейчас понял, что выставил себя на обозрение случайных прохожих, когда устроился на прежнем месте.

Внезапно его взгляд о что-то зацепился и снова прыгнул к желтому пятну света под фонарем, сердце заколотилось почти у самого горла… Кажется, только что легкий ветерок проволок по земле какую-то странную цветную бумажку. Ему почудилось, что эта бумажка подозрительно смахивает на деньги , причем на купюру крупного достоинства – 50, а может быть, и все 100 гривен!

Он сорвался с места и бросился вслед за бумажкой, чтобы ее не унесло далеко от света, где он уже не сможет ее отыскать. Игорь лихорадочно шарил глазами по земле, изо всех сил напрягая зрение, и наконец (о чудо!) заметил предмет своих возбужденных поисков. Немного помятый листок, размерами действительно напоминающий денежную купюру, зацепился за нижнюю ветку небольшого куста.

Игорь поднял заветную бумажку и направился к фонарю с ожиданием игрока сделавшего самую крупную ставку в своей жизни. По пути он осторожно тер подушечками пальцев гладкую поверхность, пытаясь обнаружить характерную для денег шершавость, однако был настолько взволнован, что в один момент ему казалось, что это просто какая-то красочная обертка, в другой – действительно ему повезло найти нечто более ценное.

Оказавшись прямо под фонарем, он медленно раскрыл ладонь… Сердце замерло будто в сюрпляце – он до конца распрямил пальцы и правда увидел стогривенную купюру!

Но только на одну секунду – его желание на миг пересилило объективную реальность, и сознание выкинуло маленький фокус. Потому что в действительности на его ладони лежал цветной рекламный листок.

ЛИНЕКС – НОРМАЛЬНЫЙ СТУЛ У ВСЕЙ СЕМЬИ!

ТРЕБУЙТЕ В АПТЕКАХ!

… издевательски бодро гласили яркие буквы.

Он сплюнул на землю, как игрок, обнаруживший, что карточка с целиком угаданной комбинацией не была отправлена, смял идиотскую бумажку и швырнул в темноту.

А через секунду ему вдруг стало плохо по-настоящему – выглядывая из-под подошвы его левого ботинка, на него смотрел уголок зеленой бумаги с отчетливо различимой цифрой «5»…

Очистив пятидолларовую банкноту от кусочков налипшего дерьма, Игорь сунул ее в задний карман брюк, будучи абсолютно уверенным, что утром обнаружит там либо обертку от шоколада, либо, в лучшем случае, неудачную ксерокопию.

Затем вернулся к своей постели на траве и на удивление быстро уснул.

В последующие дни Игорь приспосабливался к своему новому статусу. Ночевал в парках, постоянно меняя место. Собирать бутылки поначалу было ужасно стыдно, он подрабатывал, разгружая ящики у магазинов – это позволяло ему посещать дешевую столовую один раз в день, иногда дважды – выручали пять долларов, найденные в первый памятный день его бродяжничества и, по счастью, оказавшиеся настоящими.

Дважды его били другие бродяги (впрочем, не то чтобы «били», скорее, прогоняли со «своих» мест; он же предпочитал с ними не связываться), один раз цеплялась милиция, в общем, с ним происходили все те обычные вещи, которые и должны происходить в жизни бродяги.

Через неделю скитаний он стал время от времени совершать одно и то же открытие: он свободен, вот теперь он действительно обрел свободу, он сам себе хозяин. Думать об этом ему нравилось, хотя он понимал, что расплачиваться за такую свободу приходится постоянным унижением и массой неудобств. Но иногда ему даже казалось, что он начинает понимать тех бродяг, которые не желают возвращаться к прежней «правильной» жизни, если им предоставляется такой шанс. Наверное, они уже просто не могут , потому что за два или три года успевают стать другими – прежде всего внутренне – людьми, играющими только по собственным правилам, или думающими, что это так.