Артем Краснов - Когеренция

– Ногу отлежал, – констатировал Ким, растирая голень.

Посторонние звуки не проникали в «Батискаф», и голос, лишённый малейшего эха, казался стерильным, как озвучка старого фильма. Тишина так надавила на перепонки Кима, что он невольно приоткрыл рот и издал горловой звук. Звук отозвался головной болью. Всё как всегда.

Виноградов распрямился, выгнув спину дугой, покачался, проверяя её на прочность, а затем опустился в пологое кресло. Он ловко орудовал костяшкой своей укорочённой правой руки, похожей на черенок лопаты. В отказе Виноградова носить бионический протез было что-то бесстыдное.

– Рассказывай, – проговорил он, глядя в купол потолка. – Чего тебя потащило в город?

– Надоело всё, – заявил Ким. – Тесты ваши надоели: пазлы эти, фигурки, шарики. Как в начальной школе. Сколько уже можно? И комнаты эти надоели. Душно там, и обстановка такая, словно шизофреник оформлял.

– Визуальные раздражители подавляют их автобиографические мысли, то есть тебе лично помогают, – буркнул Виноградов и вдруг проговорил мечтательно: – Свежего воздуха захотелось? Солнца? Могу понять. Устаёшь от этой хмари, конечно. Но такие выходки могут нам дорого обойтись.

Ким не ответил.

Дерезин, как и любой флюент, о смысле эксперимента не знал ничего, думая, что участвует в когнитивном тесте. Его задачей был сбор головоломок, конечную форму которых знал только Ким, перцептор.

От Кима требовалось добиться эластичности подопытного, подчинить его и заглушить ряд сопутствующих эффектов, например, удивление флюента от того, что ему удаётся казалось бы невозможное. Иногда это вызывало сильную резистенцию, которая мешала Киму поначалу. Теперь он освоил искусство пост-рационализации, мотивируя флюента искать правдоподобные объяснения даже самым абсурдным поступкам. Человека несложно обмануть, если обман создаёт у него приятные иллюзии. «Ты просто очень талантливый», – вот и всё объяснение.

Ким смертельно устал от однообразия. Флюентов заточали в одинаковые тестовые комнаты и давали похожие задания, их реакции были предсказуемы, а мысли сумбурны: такой эффект на них производила абсурдная обстановка помещений. Ким скучал во время когеренций, как скучает школьник от упражнений по каллиграфии. Каждый флюент скрывал в себе целый мир, и кто-то мог, в теории, знать Кима в его прошлой жизни – той, о которой он ничего не помнил. Однако фокус внимания флюентов во время эксперимента был настолько силён, что до Кима доходили лишь обрывки их автобиографических мыслей, которые не давали ему ни намёков, ни надежды.

Побег Дерезина из тестовой комнаты была спонтанной попыткой Кима вырваться из схемы и, может быть, передать на волю хоть какие-то сведения о себе. Нелепости запоминаются, рассуждал он.

Но попытка провалилась: упрямый Дерезин сказал лишь пару слов безразличному азиату, а тот, вероятно, принял его за жертву эйфов. Эта бутылка с просьбой о спасении брошена даже не в море – в мировой космос. На что он надеялся?

– Просто всё осточертело, – сказал Ким, чтобы сбросить с себя пристальный взгляд виноградовского визора.

– Монотонность вызывает психологическую усталость, – согласился визор. – Иногда нужно ломать ритм. Мы подумаем над этой проблемой.

Ким пожал плечами. Веселее ему не стало, да и решать всё равно не Виноградову.

– Что теперь будет? – угрюмо спросил Ким.

– За срыв эксперимента? – Виноградов сел в кресле вертикально. – Не знаю. Как решат. В конце концов, мы оцениваем не только эластичность флюентов, но и психологическое состояние перцепторов, и твой бунт надо принять как один из результатов эксперимента, пусть даже отрицательный. Стелла разберётся. Скажи лучше, тебе надоела когеренция? Не чувствуешь азарта?

– Не так, как раньше.

– Но ведь мы меняем флюентов. Это люди со своей судьбой, своим характером, своими талантами. Всё равно скучно?

– Люди разные, – согласился Ким. – Но цели одни. Когда их мысли заняты цветной мозаикой или составлением пирамид, они думают похоже. Или действуют механически, или вспоминают какую-нибудь ерунду. Или в туалет хотят. И я с ним мучаюсь. А если у кого-нибудь простатит или зуб ноет, совсем тошно.

– Их же спрашивают о самочувствии? – удивился Виноградов.

– Может быть, от нервов. И всё это уже не кажется необычным. Их индивидуальность остаётся за дверью. Такие условия слишком стерильны. Когда мне поручат настоящую работу? Не для мозаик же меня тренируют?

Ким скосился на Виноградова, но не мог прочитать выражение его лица из-за визора. Он заметил лишь сухие сжатые губы. Наконец, Виноградов произнёс:

– А ты чувствуешь, что готов?

– Я чувствую, что рехнусь.

– Ладно, обсудим. Как тебе удалось склонить Дерезина к нарушению протокола?

Ким нехотя проговорил:

– Это несложно. У него много бреда в голове. Идеи-мегалиты о собственном предназначении и скором триумфе…

– Следы нереализованного жизненного плана, – кивнул Виноградов.

– Я раскачал его импульсами с помощью навязчивых мыслей о наболевшем. У него приближается кризис среднего возраста и растёт потребность в провокациях. Он словно ждёт жизненного откровения, какого-то слома судьбы, второго пришествия… Ну, я и пообещал их. К тому же Дерезин в самом деле любит мороженое.

– Понятно, – кивнул Виноградов и начал диктовать. – Перцептор связал укоренённую у флюента потребность в величии с мотивационными областями через сверх-иллюзию скорого прорыва. Потоковость мышления сломал короткими идеями-импульсами. Критичность снизил активацией центра веры. Противопоставил упорядоченность жизни и её успешность. Создал мистическое предчувствие большого счастья. Разрушил когнитивный фасад и получил доступ к предсознательным желаниям, использовав их как мотивационный заряд. В целом, неплохо.

Ким с трудом встал. Ноги ещё не слушались, будто он балансировал на ходулях. Он с трудом прошёлся по «Батискафу».

– Думаете, меня накажут?

– Не знаю, – Виноградов подумал и добавил. – Нам в самом деле достаточно комнатных тестов. Пора выпускать тебя в большой мир.

– Вы серьёзно?

– Серьёзно. Но это не быстро. Есть ряд обязательных программ. А потом будет экзамен.

– Когда?

– Если будешь стараться, уже летом.

– Я скоро с ума начну сходить от скуки. Дайте мне для разнообразия задание со смыслом! Но до этого далеко, да?

– Недалеко. Ради этого тебя и готовят. Не падай духом! А тестовые комнаты ты ещё вспомнишь с благодарностью.

Погода на острове была переменчивой и не имела ярко выраженной сезонности. Времена года здесь смешались в миксере крепчающих ветров, поэтому летом в стёкла коттеджей мог застучать твёрдый, как пшено, снег, а в декабре случиться оттепель, когда посреди полярной ночи воздух вдруг начинал пахнуть весной и замирал в ожидании чуда. Чудо приходило в виде сумасшедшего снегопада, который лепился на все поверхности, превращая базу «Талем» в ледяной городок, чтобы через неделю мокрые языки тёплого ветра слизали весь его мёд. Сейчас, в конце апреля, погода была равнодушной и хмурой. Бесформенный грязный туман, заволокший небо, поселился здесь как будто навсегда. В отсутствие ветра сложно было понять, что может поколебать эту дымку и сплюнуть её с макушки острова. Двигатель природы словно заглох, и приближение лета чувствовалось только по наступлению полярного дня, но его затяжная молочность лишь усиливала эффект безвременья.