Дмитрий Воротилин - Ложный вакуум

– Это понятно, но сама вероятность держится на предположении, что он будет действовать быстро, не задерживаться на одном месте слишком долго, и тому доказательство его мимолетное времяпрепровождение в предыдущих временах, а тут задержался. Возможно, он уже нашел то, что искал.

– Хм… Хомский, сам сейчас сказал, что он мог бы уже обнаружить предмет своих поисков, чем бы это ни было. Но люди не идеальны. Даже, идя по тонкому канату над пропастью, в конце пути они могут расслабиться и сорваться.

Как бы Андрей не превозносил значимость интеллекта, он понимал Бегишева: никто не идеален. Тем более парень не мог понять мотивацию своего товарища не иначе как срыв. Точнее он хотел, чтобы это было так. Разум же твердил об обратном.

– Вот лучше скажите, что могло бы стать причиной его своевольного поведения, – не унимался капитан, немного понаблюдав за реакцией Андрея на его предыдущее замечание. – Что-то, что не могло войти в его служебную характеристику.

– Я вряд ли могу что-то добавить, – уверенно произнес Андрей. – Учился изначально вместе со мной, на инженера, еще до того, как нам предложили стать операторами. Его родители издалека, с окраин… – он задумался, ведь Тимур хоть и свободно говорил про свою семью, но было одно обстоятельство, возможно, именно благодаря которому он никогда не посещал свой родной дом. – Они погибли, когда ему было семь. Далее воспитывался своими дальними, как он говорил, родственниками на Хагуре.

– Значит, он не сбежал ради изменения реальности, скажем, чтобы спасти своих родителей? – как бы невзначай проговорил капитан, жестикулируя правой рукой с раскрытой ладонью. – Знаете ли, это слишком далекое место для столь тривиальной цели.

– Проблема в том, капитан, что операторов изначально обучали не изменять реальность, а изучать, рассматривать ее как абстракцию, являющую собой статичный и неизменный результат движения цивилизации сквозь пространство и время, – с улыбкой высказалась Ада.

Капитан недоумевающе посмотрел на нее, а Андрей с некой гордостью взглянул ей в глаза, вызвав ее смущение. Ада поспешила разъясниться перед капитаном:

– Все операторы любят порассуждать на тему парадоксов, изменений. Мои поверхностные познания в этике путешествий были значительно дополнены речами любого оператора, с которым я имела честь завести разговор на данную тему, – она по-дружески улыбнулась глазами Андрею. – И это при том, что они строго относятся к практической стороне вопроса. Наверно, сами рассуждения и приводят к страху перед этим зверем, которого, в свою очередь, стремятся контролировать любой ценой.

– А как же историки? Вы ведь имеете такое же отношение к этике путешествий, как и операторы.

– Да, нам это известно. Однако история не знает сослагательного наклонения. Парадоксами больше интересуются операторы. К тому же только оператору дозволено управление устройством.

– Поразительно, – ухмыльнулся Андрей, – а я ведь думал, что тебе они скучны, эти речи. И, по-твоему, это именно страхи?

– Это интересно, – задумчиво произнес капитан, но более уверенно добавил, заметив на себе вопрошающие взгляды: – Я имею в виду не зверя, а именно саму этику путешествий. Что она вообще собой представляет? Урусов тоже говорил на эту тему?

– Этика путешествий, или претэтика, представляет собой не сколько строгую дисциплину, сколько плавающую систему философских размышлений на тему важности каузальных связей при работе с пространством-временем, – отчеканил Андрей. – Хотя, данное определение не совсем корректное, но это скорее проблема молодости сего направления… суть не в этом. Представьте, вы отправляетесь в недалекое прошлое с целью изменить какое-то неприятное событие. Что произойдет, если у вас это получится? Одна проблема, если вы исключите из истории саму причину вашего путешествия, а может и сделаете невозможным ваше дальнейшее существование. Это классический парадокс убитого дедушки. Но что, если парадоксы являются лишь бесплодным страхом человечества, а время их спокойно допускает. Вы изменили энный факт истории, мирно возвращаетесь домой, не замечая отсутствия в вас самих того, что раньше определяло решимость влиять на уже произошедшие события. Так есть ли хоть какой-то смысл уничтожать тот смысл, что формирует вашу личность? Ведь на смену предыдущему, не допущенному к существованию, смыслу придет новый, который также может стать недопустимым. Это что-то вроде коррекции личности на этапах, когда об этой коррекции и речи не может быть. Можно ли назвать это управление своей судьбой или, с позволения сказать, радикальным методом управления самим собой?

– Это крайне странно, – капитан словно сам с собой разговаривал.

– Что странно? То, что знание может быть причиной желания искоренения самого же знания? Не лучше ли оставить это знание, говорящее о том, почему же оно такое, и ведущее таким образом к желанию своего уничтожения, ведь все это в результате может привести к геноциду собственных желаний, если применять со столь мелочным умыслом устройство. Или то странно, что человечество издавна мечтало об устройстве, о том, на что оно способно?

– А как же карта изменений?

– Она-то и нужна для предотвращения всяких извращений истории по мере выполнения плана, который может растянуться на неопределенно долгий срок, – Ада произнесла, будто вкладывала какой-то глубокий смысл в эти слова, после чего глотнула кофе.

– А если рассматривать все человечество, его историю в целом?

Андрей немного заколебался, но, поняв, о чем говорит капитан, ответил:

– Что есть история человечества без историй отдельно взятых людей?

– А что же насчет Урусова? Как он понимал этику путешествий, то есть претэтика? – капитан высказал то, что держал в своем уме на протяжении всего разговора.

– За образованием операторов жестко следили, и, не знай Тимур прететики, он бы им не стал.

– А теперь позвольте, я порассуждаю, – сказал капитан и после недолгих раздумий начал: – Допустим, Урусов не сошел с ума, но и не является внедренным агентом. Тогда остается вариант, что он желает исправить что-то в истории. Но сделать это с минимальным изменением самого себя, а может и не допустить парадоксов. Вероятно, что он не просто так скакал по временам прямолинейно вглубь.

– Хотите сказать, что он здесь нашел что-то такое, чье изменение не допустит как нежелательного события, так и нежелательных изменений? – Ада с плохо скрываемой восторженностью повторила мысль капитана. – Как с Институтом, то есть остановиться не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы колебания времени затухали, не доходя до актуального времени, и чтобы проводить исследования.