Дмитрий Колосов - Несущий смерть

Очутившись в номере, все трое с облегчением скинули насквозь пропотевшие комбинезоны и по очереди приняли душ. Квинт Курций тут же облачился в полупрозрачное трико, поверх которого накинул шелоновый плащ золотистого цвета, особенно любимого иррационалистами. Гладиатор остался верен гимпиору.

— Неужели ты не устал от своей брони? — поинтересовался терролог, наблюдая, как Керл поправляет контейнеры у пояса.

Гладиатор покачал головой:

— Нет. Я настолько привык к этой одежке, что без нее мне становится не по себе, я чувствую себя уязвимым, словно младенец. Кроме того, мы на планете Пацифиса, а я верен принципу — никогда не оголяй зад там, где живут паци. Заметив, что брови Квинта удивленно поползли вверх, Керл поспешно добавил: — Я вовсе не имею в виду их противоестественные сексуальные наклонности, просто паци — большие любители стрелять в спину.

— Ты ошибаешься. Убийство противоречит морали Пацифиса.

Керл позволил себе улыбнуться:

— Как же! Как же! Заповедь третья. Я много слышал об этом, но еще чаще убеждался в обратном. Никогда не стоит оголять зад там, где живут паци!

Щелкая пневматическими застежками, гладиатор рассовывал по многочисленным контейнерам оружие и приспособления, которые могли пригодиться в непредвиденной ситуации. Слева — там, где ровно стучит сердце, — устроился бластер, справа, в специальной обойме, упокоились три синхронизирующие гранаты, в контейнерах на поясе разместились нож, керамическая удавка, связка электронных отмычек, микрокомпьютер, баллончик с парализатором, волноулавливатель, несколько энергетических «жучков», пакет с трехдневным питательным рационом.

Квинт, для которого подобное представление было в новинку, заметил:

— Ты собираешься, словно на войну.

— Для меня война не заканчивается никогда.

— Полагаешь, на тебя могут напасть? Гладиатор на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой:

— Нет. Нет, не думаю.

— Зачем же тогда все это?

— Оставь его в покое, Квинт, — вмешался в разговор вышедший из душа Лайт Пазонс. — Он гладиатор, человек, совершенно не похожий на прочих. Он думает иначе, чем мы. Он действует по-другому. Он думает и действует, как гладиатор.

Керл хлопнул приятеля по плечу:

— Все верно, Лайт. — Затем он внимательно посмотрел на Квинта Курция. — У меня когда-то был друг. Его звали Гэм. Настоящий друг. Мы были знакомы с ним много лет, и я не опасался повернуться к нему спиной. Однажды он выстрелил мне в спину…

Не договорив, Керл умолк. Он накинул на плечи блестящий плащ и закрепил его так, чтобы неровные очертания бластера и гранат, проступавшие через кожу гимпиора, не слишком бросались в глаза, но чтобы при необходимости, оружие можно было быстро извлечь. Квинт внимательно следил за его действиями, Лайт стоял у зеркала и подравнивал усы.

— И что стало с этим Гэмом? — вдруг негромко спросил Квинт Курций.

— Нам пора идти, — сказал Керл. — Я чертовски проголодался, а кроме того, хочу снять себе на ночь какую-нибудь пухленькую пацифисточку.

Он повернулся к двери, краем глаза уловив в зеркале отражение Лайта, делавшего Квинту Курцию какие-то свирепые знаки. Порою Лайт был невыносимо тактичен.

Лифт неторопливо повез их на крышу 19-этажной «Короны», где под стеклянным куполом находился ресторан, в котором, по уверению рекламных проспектов, во множестве разложенных в номере, можно было отведать настоящих устриц. Уставясь в серый пластик кабины, Керл заговорил, и слова его были едва слышны в негромком свисте пневматических валов:

— Его звали Гэм. Он выстрелил мне в спину, но мгновением раньше я успел броситься на землю.

Лифт остановился и гостеприимно распахнул двери. Керл вышел первым, оставляя за собой слова:

— Второго выстрела он сделать не успел. Я воткнул ему в горло нож…

Они сидели на открытой террасе, любуясь закатом одного из трех сомметанских солнц, и ели настоящих устриц. Неважно, что каждая из них обошлась в три двойных кредита. Керл угощал.

— Жизнь коротка, — говорил он, без особого удовольствия высасывая из раковины полупрозрачную слизистую массу. — Кому, как не мне, знать это. Поэтому спешите насладиться ею.

— Именно так рассуждали эпикурейцы, — заметил Квинт, старательно изображавший блаженство — притворное, по мнению Керла.

— Кто это такие? — поинтересовался гладиатор.

— Они жили на Древней Земле. Примерно тогда же, что и гладиаторы. Эпикурейцы говорили, что жизнь существует лишь для того, чтобы наслаждаться ею. Эпикуреец по имени Сенека однажды заметил в письме своему другу: «Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, и не будь глуп — трать его во благо себе».

— Что ж, не лишено здравого смысла, — заметил Керл.

Издав короткий смешок, Квинт облизал губы:

— Император Нерон приказал Сенеке вскрыть себе вены.

— И он послушался?

— Да.

— Странные люди. Я не понимаю их.

— Они, верно, тоже не поняли бы нас.

Когда зашло последнее солнце, приятели покинули ресторан и направились ко Дворцу Трех Добродетелей, на гигантской площади перед которым должны были состояться торжества, ради которых они прибыли на Соммету.

Улицы были заполнены пешеходами, спешащими на празднество. Людской поток заключил Керла и катанрян в свои объятия и неспешно повлек вперед.

Людским его, правда, можно было назвать с определенными оговорками. Помимо гуманоидов, схожих обличьем с древнеземлянами, в толпе можно было встретить еще с десяток разновидностей разумных существ.

Чаще всего попадались геренги — плод генетического смешения землян с дикими гуманоидами планеты Гера. У геренгов была синеватая кожа и заостренные, покрытые шерстью уши, на месте носа красовалась трехкамерная перепонка, придававшая этим гуманоидам весьма свирепый вид. Но на деле геренги были добродушнейшими ребятами. Они умели вкалывать, а потому у них водились кредиты, которые они щедро тратили. Геренги были желанными гостями как в Пацифисе, так и на Свободных планетах.

Чуть реже встречались селениты — так прозвали обитателей астероидов и малых планет. Жизнь в условиях слабой гравитации привела к постепенной мутации этих потомков землян. Селениты, все как один, были высоки ростом и хрупкого телосложения. Они более чем на голову возвышались над прочей толпой, вызывая неудовольствие Керла. Он недолюбливал селенитов, выделявшихся своим коварством даже среди паци. Передвигались селениты с трудом — сказывалась значительная гравитация Сомметы.

То и дело попадались кафры — обитатели насыщенной ультрафиолетом Чегеры. Кафры были иссиня-черного цвета, на зависть поджары и широкоплечи. Их женщины были неистощимы в любовных ласках. Керл целый год содержал любовницу этой расы.