Натали Анжети - Полтора килограмма. Роман

– Том нашел донора, но это женщина, – выпалил я и замолчал, позволяя сыну самому представить масштаб предстоящих перемен с его отцом.

Джим обтирался полотенцем, а услышав новость, замер.

– Что за бред!? Надеюсь, ты отказался? – осторожно спросил Джим.

Я молчал, боясь разочаровать его.

– Пап, ты меня пугаешь! Ты, что, согласился? – Джим просто испепелял меня взглядом.

– Думаю над этим вариантом, однако только с условием, если в дальнейшем будет возможность сделать операцию по смене пола. Присядь, пожалуйста, – теребя в руках газету, я указал ему на кресло напротив.

– Папа! Ты себя слышишь? – глаза Джима расширились от возмущения, он почти перешел на крик. Немного помедлив, он все же сел напротив.

– Примерно так же, как ты сейчас, я отреагировал на предложение Тома, – я чувствовал, что оправдываюсь перед ним, тем не менее, для меня было важно, чтобы он понял мое нынешнее состояние. – Я негодовал, мне казалось надо быть подлецом, чтобы предлагать такое! Когда ярость прошла, я попробовал проанализировать ситуацию. Я жду донора уже восьмой месяц, и это первый, который соответствовал нашим требованиям. Когда появится второй, одному Богу известно!

Джим взял меня за руку:

– Пап, вот увидишь, у тебя все получится, только не надо спешить! Не соглашайся на операцию сейчас! Дождись, когда будут доработаны все прошлые недочеты. К тому времени обязательно найдется подходящий донор! Ну подумай сам, как ты будешь чувствовать себя в теле женщины? Как мне, твоему сыну, жить с этим? Постороннюю женщину называть отцом или уж, может, сразу называть тебя мамой? Да над нами все будут смеяться! Вот увидишь, донор скоро появится, – дружески похлопал меня по плечу сын и, поднимаясь из кресла, добавил: – Поднимусь к себе, надо немного поработать. Через три часа едем в клуб, ты мне обещал! – сделал он ударение на последних словах, выразительно приподняв одну бровь, давая понять, что мне не удастся увильнуть.

Сын ушел в дом. А я, наконец, расслабился и не заметил, как организм, измученный ночной бессонницей, без сопротивления сдался в плен сну. Дом находился далеко от автострады, поэтому тишину нарушали только крики чаек, напоминающие вопли безумных женщин, к которым, впрочем, я уже давно привык.

Мне удалось поспать почти два часа. Всё это время верный Патрик периодически подходил, чтобы удостовериться, дышу ли я. Его забота в данной ситуации вызывала у меня чувство благодарности и горечи. Не хотелось думать о себе как о человеке, которого каждый раз в неподвижном состоянии принимают за мертвеца.

В холле часы пробили шесть раз. Я, проклиная свою уступчивость перед сыном, поднялся с дивана и поплелся в дом. Лифт перенес меня на второй этаж. Я быстро принял душ и направился в гардеробную.

Должен признать, большая часть вещей, хранившихся там, своим существованием была обязана Джиму и второй жене, которые приобретали их для меня. Возможно, сказалось безденежное детство и юность, но я относился к одежде как к средству, которое необходимо, чтобы согреться или прикрыть свою наготу в жаркий день. Бренды не значили для меня ровным счетом ничего. Я прошел вдоль платяных шкафов, выполненных из норвежской ели, с длинными узкими дверками из стекла и потолочной подсветкой каждого шкафа. Мой выбор пал на белый хлопковый джемпер с шевроном на груди и классические черные брюки. Дополнив образ первыми попавшимися на глаза черными туфлями, критическим взглядом окинул в зеркале свою сутулую от постоянного чтения фигуру с выпирающим вперед животом. Длинный торс и непропорционально короткие ноги. Седая шевелюра, очки в черной прямоугольной оправе, крупный нос с горбинкой и свисающим кончиком, безвольный подбородок, чуть впалые щеки и маленькие невыразительные глаза с припухшими веками. «Да уж, точно не Ален Делон», – самокритично усмехнулся я.

Из зеркала на меня взирал уже не прежний Дэн Харт, а истертый обмылок успешной жизни, с живым пытливым умом и душой, требующей эмоций, которых тело уже не хочет знать.

Спустившись вниз, я нашел Джима, ожидающего меня в зале. Он просматривал почту на ноутбуке. Услышав мои шаркающие шаги, сын, в мыслях пребывающий где-то далеко, задумчиво поднял глаза и, одобрительно окинув прояснившимся взглядом, встрепенулся:

– Да ты, никак, решил завести себе девушку?

– Двух! – самодовольно уточнил я.

– Тогда не будем заставлять их ждать, – засмеялся он. Закрыл ноутбук и, оставив его на кресле, встал.

Джим был одет в рубашку антрацитового цвета, классические черные брюки и ковбойские черные сапоги из кожи змеи. Три верхние пуговицы рубашки остались не застёгнутыми, обнажая рельефную грудную клетку, бережно хранящую серебряный крест. Сын с детства просто упивался вестернами и считал ковбойские сапоги самым подходящим для мужчины вариантом обуви. Одежда на его спортивной фигуре сидела с той элегантной небрежностью, которая присуща аристократам.

Он обнял меня за плечи, и мы, как лучшие друзья, направились через холл к выходу. Пес, радостно виляя хвостом, сопровождал нас к машине в надежде, что его возьмут с собой. Я наклонился и погладил лохматого друга:

– Извини, Винчи, в другой раз. Там, куда мы едем, тебе точно не понравится!

Пес понимающе взглянул на меня своими умными карими глазами и сел на мраморную дорожку.

Водитель уже ждал нас, услужливо открыв двери «Роллс-Ройса». Мелодичный звук мотора этого автомобиля ублажал мой слух словно лепет любимого чада. «Phantom VI» был последним «Rolls-Royce» на отдельном шасси, имевшем характерную пружинную переднюю подвеску, заднюю подвеску на рессорах и барабанные тормоза на всех четырех колесах.

Мой дом находился в ста пятнадцати километрах от Бостона, на окраине маленького курортного городка Хайаннис на полуострове Кейп-Код. В самом конце Грин Дюнс Драйв, выходящей на побережье гавани Сентервилл. Нескончаемый поток туристов влечет сюда две основные достопримечательности: дом экс-президента Америки Джона Кеннеди, которым по сей день владеет его семья, и киты, устраивающие игрища с выпрыгиванием из воды.

За окном то и дело мелькали песчаные дюны с кустами шиповника и низкорослыми из-за зимних ветров соснами. Анжелика, моя единственная внучка, приезжая в гости, обожала трясти ветки цветущей сосны, наполняя пространство вокруг себя облаком желтой пыльцы. Я улыбнулся, вспомнив ее измазанный носик и щечки. В последний ее приезд мы чудесно провели время: строили замки из песка на побережье, спасали мечехвостов, оставшихся на берегу после отлива. Один оказался уже мертв, и мы устроили ему достойные похороны. Я повернулся к сыну:

– Джим, приезжай с Анжеликой и Натали на выходные. Съездим в Барнстэйбл на музыкальный фестиваль, покатаемся на яхте, посмотрим китов.