Роман Корнеев - Лишь тень

Проследив взглядом полёт деловито куда-то направляющегося толстенного жука, я смежил веки и снова прислушался. Голос никуда не уходил.

«А ты упрямец, парень! Ну да ладно, делу это не мешает. Вот что я тебе хочу сказать… ты привык считать, что всё вокруг уже изучено, раз и навсегда доказано, загнано в рамки модели и зарыто навечно в землю».

«А что, в этом мире дозволяется полагать как-то иначе?»

На этот раз голос звучал с довольной усмешкой:

«Ну, не сердись так сразу! Нужно же и по душам когда-то поговорить. Экие все! Ты поживи с наше посреди таких вот старательных чудаков и поймёшь, что ещё и не то бывает. Есть же и не такие люди!»

«Есть. А что они могут? Их выбор столь же традиционен, как и наш… просто они живут на отшибе, причиняя страдание себе и своим близким, а ничего не могут изменить. Какая разница, всё время сидеть на якоре или не иметь его вовсе? Выбор не в том, иметь или не иметь, выбор в том, где на него вставать».

«Ух ты ж! Ну, а вот как быть с теми, кто этот выбор не то чтобы не может, а просто не хочет сделать?»

«То есть и якорь в руках, и вставать на него вроде пора, а не идёт процесс?»

Опять смешок.

«Ты просто у меня мысли выхватываешь, братец!»

«Так вот, я скажу мой ответ – всему своё время, понятно?»

«Чего же ты сам ждёшь?»

«А ничего. Я думаю».

Дикости какие, я должен какому-то голосу доказывать, что я не…

«Да ладно тебе. Иди, замешкался ты тут что-то, ещё хватятся, что скажешь им потом? Сделавшим выбор-то?»

Я тоже, в свою очередь, усмехнулся.

«Мне и здесь хорошо, я посижу немного, устал очень…»

Правда, ноги словно отнялись, голова каменная, клонит меня в сон…

Откуда ни возьмись, налетевший ветер дурным образом смазал меня по лицу, словно пощёчину дал. Небо мгновенно заволокло тучами, Даже сосёнки вокруг меня заскрипели какими-то совершенно противными голосами.

«Все вы так… и ты такой же, лишь бы полежать, ничего не делая, поразглядывать свою тень в микроскоп, да плюс ещё постебаться над окружающими, вроде даже приобщился лишний раз к святыням духа… тьфу! Сил моих нет…»

Я уже стоял на ногах и отряхивал с себя налипший мусор. Действительно, нехорошо так уж злоупотреблять… пусть и первый раз, зато уж точно не последний. Поговорим ещё с тобой, Голос…

И снова я побежал куда глаза глядят, чувствуя себя распоследним дураком, поскольку, всё-таки, остаться мне хотелось больше всего.

Воспоминания… я прошёл через адскую боль использования не настроенного толком нейросканера (некому, кроме меня, было его настраивать), и всё это только лишь для того, чтобы восстановить пару обрывков воспоминаний. Были вещи, которые просто забылись за давностью событий, но эти мои походы в никуда… о, они растворились в тумане забвения совсем не просто так…

[обрыв]

Очнулся я сидящим у себя дома на кровати. Возле валялась горка пустых упаковок от стимуляторов. Мои руки были все в крови, медленной струйкой она вытекала из ранки у сгиба локтя. По-видимому, от этого я и пришёл в себя, рука невыносимо болела. Чёрт, чёрт, трижды чёрт, да что с тобой, парень? Неужто тебя так легко вогнать в подобное состояние, пусть то был далеко не самый лёгкий в твоей жизни разговор? Хотя… я чётко помнил, что вышел из Зала Совета напряжённым, но, в общем, в пределах нормы, бешенство, условно говоря, не слишком присущее мне свойство. Вот только одно. С того момента не помнил я ничего, хоть убей. Я направился в прихожую в поисках каких-нибудь медикаментов, однако так до них и не добрался, поскольку по дороге встретил собственное отражение в заботливо развернутом домашней автоматикой зеркале. Чушь какая…

Передо мной стоял, держась одной окровавленной рукой за другую, странный, дочерна загорелый тип с обветренной кожей, одет он был в невообразимо грязный комбинезон, когда-то, по-видимому, бывший парадной формой Пилота. Сейчас более-менее сносно просматривались лишь знаки отличия, чудом уцелевшие на истрёпанных лацканах. При взгляде на собственное отражение мне стало неловко, но я продолжил экзекуцию, пристально разглядывая незамеченные ещё детали. Я был небрит, причём до совершенного безобразия небрит, недельной, не меньше, давности щетина уже перестала колоться, превратившись в солидную, хотя и неухоженного вида бородку. Круги под глазами после увиденной мною горы стимуляторов интереса не вызывали, вот только, ни с того, ни с сего, почудилось мне под этими полуопущенными веками что-то… странное. Не то мельтешение листвы на ветру, не то лёгкая рябь, какая бывает на поверхности воды. Мигнуло и пропало. Совсем с ума сошёл, подумал я. Привидится же такое!

Скрипнув зубами на глупость самой ситуации, я поплёлся в душ. Постоять сейчас с часок под ледяными потоками казалось мне самым уместным. Однако, даже всхлипывая от мощи переживаемых ощущений, я не мог перестать раз за разом обдумывать ситуацию. Руку дёргать уже перестало, и, если не принимать в расчёт некоторые мелочи, моё состояние я оценил бы как близкое к норме. Пусть не к моей собственной, так хотя бы к общечеловеческой. Не было ничего такого, что объяснило бы мою недельную амнезию, и уж точно – ту гадость, что я непонятно зачем вливал себе в вены.

Неделя ушла как в никуда… Я поймал себя на том, что по-прежнему прекрасно ориентируюсь в сегодняшней дате, не говоря уже о дне недели, а мои внутренние часы…

Я пулей вылетел из душа, даже не накинув халат, потрясённый внезапным прозрением. Вот именно, кто бы знал…

Терминал послушно посветлел, подтверждая, что биологические часы отстают на двадцать две секунды, но меня уже интересовало далеко не это, я был готов встретить в поступающей корреспонденции нечто… крайне неприятное. Но нет, мои глаза ничего не нашли такого, сплошные уведомления и предписания, все рутинные, совершенно не обязательные, уровень их источников ноне был для меня мелковат.

Я несколько раз с силой выдохнул, чтобы прийти в себя. Всё, вроде бы, в порядке. Подтверждения Совета нет, но, как говорится, за недельный срок такие дела не решаются, а вот как раз уведомить меня о том, что годным я не признан – дело минуты. Славно. Но ведь мысль была правильная. Коли я сидел всю неделю дома (тоже, кстати, вопрос, дома ли я сидел?), то график тренировок, назначенный на месяцы вперёд должен быть, безусловно, варварски сломан. А что же тогда…

Терминал, мучительно всматриваясь, или что он там делает, в мои бредни, вывел на экран бэк-копию письма, написанного моим почерком, в котором комендатура Центра уведомлялась о временном переносе по моей просьбе части тренировок к себе домой (как было сказано, «по личным обстоятельствам»), дата стояла недельной давности.

Несложный поиск в памяти терминала показал, что дела именно так и обстояли. Программа была полностью мною проделана, результаты – не вполне, но, опять-таки, в пределах нормы для человека, немного озабоченного какой-то проблемой. Как я ничего не понимал до сих пор, так и оставался в неведении дальше.