Роман Корнеев - Лишь тень

Ладно, действительно, что-то я всё время отвлекаюсь… Поймите меня, когда пытаешься высказать горечь целой прожитой зазря жизни, нельзя не вдаваться в детали, я и так постарался сказать только главное. Может, разберётесь…

Повинуясь внезапному желанию я снизил аэрон метров до пяти – чтоб под напряжённо растопыренными полозьями его лап трава мелькала. Вот теперь я чувствовал себя настоящим пилотом, который повелевает тонкими стихиями или тому подобное. Только теперь каждая травинка – как на ладони, а нежные бутоны цветов – вспышками цвета там, подо мной. Надо же пусть неосознанно, я уже понимал всю бесполезность занятия, которому посвятил всю свою жизнь… Космос. В его безмолвии и величии все твои силы – ничто, можно лишь наблюдать в зеркало собственную робость да вспоминать, насколько эта красота неизменна. Только там, близко к любимой когда-то земле, позволено быть чем-то непохожим на безмолвного раба судьбы.

Я открыл фонарь и зажмурился от неистового свиста в лицо. Надо же, а казалось, что я уже пришёл в себя от этой мучительной в чём-то для меня радости. Да, я прошёл Полётное Испытание, но и что с того? Может, ты собираешься теперь вечно прыгать вокруг этого факта? Нужно привыкать, так вот и жить. Колпак закрылся снова, и я, уже совершенно спокойный, чётко и уверенно, вернул аэрону свободу лететь так, как ему нужно. Тот довольно заурчал турбиной и с удовольствием побил пару рекордов скорости, доставив меня по назначению.

Когда я выбрался из кабины, то не смог удержаться чтобы с минуту эдак жалостливо не понаблюдать за аэроном, который не стал даже отлетать, как положено, на стоянку поблизости, а расположился прямо тут, посреди газона, знакомыми движениями потянувшись к свету. Извини, укатал я тебя…

[обрыв]

…что поделаешь, мне нужно к…

[обрыв]

И лишь тогда пошёл дальше. Мари обитала в жилом массиве, похожем на другие такие же, что я в подробностях наблюдал сверху. Разве что тут подле домиков преобладали не деревья, которых и без того было полно в окрестностях, а цветы. Грандиозные цветочные клумбы разнообразных расцветок перетекали одна в другую, иногда перепадало и самим домикам, по стенам которых змеились плети ползучих и вьющихся растений. Таким же вот и был дом Мари: ты ещё не видишь его, а до тебя уже доносится непередаваемый, неповторимый аромат… кажется, тогда цвели розы. Уже не очень чётко помню.

Подходя поближе я заметил, что плети хмеля уже успели изрядно отрасти. Домашний уют был непосредственной точкой приложения усилий мамы Мари, сама же моя возлюбленная отнюдь не унаследовала от неё столь чуткого отношения к растениям, ибо была в этом полностью в папу. Стоило родителям отъехать к родственникам на пару недель, как идеальный порядок нарушался. А, впрочем, самое-то главное во всём этом было то, что раз так, я смогу рассказать обо всём Мари без свидетелей, с глазу на глаз. Нет, если бы они были дома, то я ни за что не стал бы огорчать этих уважаемых мною людей и поведал свою новость всем троим сразу, но… да, в конце концов, я действительно тот раз был рад их длительному отсутствию. А уж задним числом – тем более.

Мимо прожужжал до упоения деловой шмель. Я проводил лохматое насекомое взглядом и поразился тому, как он вообще сподобился взлететь. Груда пыльцы на его лапках так, казалось, неудержимо тянула его к земле, что он каждую секунду цеплял откормленным брюшком аккуратно подстриженный газон. Что-то ещё он мне напомнил, этот тяжеловес… не помню.

Я поправил респиратор на лице и решительно двинулся дальше. Сейчас, сейчас я ей скажу…

Мари была там, где её можно найти в такое раннее время. Из кухни тянуло непередаваемо вкусным, я оказался подле нее, деловито что-то наколдовывающей над царством кастрюль и поварёшек. И почему я в первую секунду промолчал? Может, всё сложилось бы иначе?

А Мари… Мари только повернула голову и широко раскрытыми глазами на меня посмотрела. Ни одна мышца на лице не дрогнула, ни тени обычно не слезающей с неё улыбки. Во мне что-то неотвратимо почувствовало тревогу, ту самую, что не утихала отныне ни на миг, лишь прячась иногда под бронёй моей тогдашней уверенности в себе, что проявляла себя так ярко и радостно, пока… пока не стало поздно. А в тот раз в её глазах просто не было света.

– Мари, я… Я прошёл Полётный Тест, Мари. Я прошёл его!

Старался вернуть себе утраченное вдруг упокоение души уверенным тоном голоса. Как всегда.

А она повернулась к булькающей посуде и что-то пробормотала. Я разобрал только: «…и почему именно он?..»

Не знаю, у меня всегда такое недоуменное выражение лица? Я зачем-то глянул в сторону и наткнулся. Вытаращенные глаза, болтающаяся у горла маска респиратора, блестящая синева бритого черепа и невесть откуда взявшиеся бисеринки пота. Вам никогда не казалось, что если существует хоть малейшая возможность попасть в дурацкое положение, то вы непременно в него попадёте? Эта моя физиономия, так не к месту в чём-то отразившаяся, все попытки успокоиться натыкались на неё, как на скалу, намертво вросшую в землю. Куда ни повернись, везде она.

– Пока я тебя ждала, всё думала, вот прилетишь, и я тебе скажу, что ничего, у каждого в жизни бывают неудачи… А оно вот как вышло.

Я ухватился за её глаза, как за спасительную соломинку, однако в них, увы, не было того, что я ждал. Она выглядела печально, устало и… обречённо. Тонкие запястья чуть дрожат, руки – плетьми, голова уж отворачивается, глаза уже не смотрят в твою сторону. Но как же?..

– Мари, – пролепетал тогда я, – но, Мари… я же прошёл Тест.

Она всё-таки улыбнулась мне, так что мне поневоле пришлось улыбнуться в ответ, я не мог ей отказать во взаимности. Пусть я трижды ничего не понял. Мари подошла ко мне и ласково прижалась. Я всё тем же ужасно неловким своим жестом обнял её. Лицо она спрятала у меня на груди, так что поцеловать я её не мог, ну да и ладно, удовлетворимся чудесным ароматом волос. Дальше мы просто молчали, а потом я ушёл, сказав только напоследок, что мне нужно сегодня ещё встретиться с Учителем, так что пускай она меня ждёт через два часа. Она ответила, делая широкий жест, что будет меня ждать. Нужно же, вот, отпраздновать! Я кивнул.

А уже на свежем воздухе покачал головой.

Ну надо же, что иногда творится. Думаешь ты, что знаешь человека вдоль и поперёк, а он берёт и выкидывает вот такую штуку.

Нужно будет поговорить, очень внимательно послушать то, что она скажет и постараться понять. Ведь я люблю её, а когда любишь, то любишь полностью, до конца, во всех поступках и странностях. Придёт время и… что «и» я так и не понял, а потому бросил покуда это совершенно непродуктивное занятие и побрёл себе по тропинке.

Учитель мой жил в километре отсюда, лететь не придется, так что проигнорируем ленту, что вьётся где-то поблизости, пойдём пешком и подумаем. После столь очевидной неудачи с Мари мне казалось, что Учитель тоже что-то эдакое мне скажет, так что я совсем упал духом. Да, в таком случае будет полный… кто полный, я сформулировать не смог, поскольку все приходящие в голову образы недостаточно точно передавали парадигму. Вот свинство, совсем я не в форме.