Сергей Зайцев - Салех

Следующие несколько получасовых периодов прошли в лёгкой суете подготовки к выходу, сортировке снаряжения, и установке Джейми небольших, но неприятных сюрпризов тем, кто мог теоретически позариться на оставляемое в лагере имущество. Свободные от вахт и работы наёмники сидели у бездымного очага, перешёптываясь и обсуждая Нима, что было естественно, но Рэнфри не приветствовалось. Рявкать каждый раз на неразумных он, впрочем, не всегда успевал, занятый хлопотами.

Нима же не проявлял никакого беспокойства, по крайней мере – внешне. Грыз травинки, пока его спутницы проверяли своё снаряжение. Тихо разглядывал наёмников. Особенно пристально – когда те начинали спорить о его поле. Сам Рэнфри этот вопрос для себя решил просто: пока наличие хрена в штанах не важно – специально выяснять его он не станет. И тут перевешивала не сумма откупных, и не задаток, который был подтверждён курьером Веллкро, а, скорее, здравый смысл и воспитание. А вот Сигизмунд такой мудрости не проявил. Этот идиот умудрился поцапаться с Нимом дважды, вскоре после его высадки, и в лагере. Горящий взгляд командира он пропустил мимо, и со всей спесью вступил в разговор, который, впрочем, не выиграл. Говард не понял, что именно сказал ему Нима, но Сиг после этого выглядел жалко. Яркий румянец, выступивший на скулах, крепко сжатые челюсти, и яростный блеск глаз очень не понравились Рэнфри, но тут наниматель решил, что пора выступать.

И сразу же поставил их группу в интересное положение.

Защитные амулеты из золотистого металла, лежавшие в небольшом ящике, были похожи на свернувшихся змей-медянок, и Рэнфри почти почувствовал укол клыков этих смертельно ядовитых гадин – наёмников было восемь. Амулетов насчитывалось шесть.

Частично в этом была и его, Говарда Доусона-Младшего, вина. В словесных играх с работодателем Рэнфри решил не указывать точное количество своих подчинённых, отправляющихся на задание. Небольшим оправданием могло служить то, что наниматель не полностью обрисовал задачу, но оправдываться командир не привык. «Кем-то придётся пожертвовать, – подвигал челюстью Рэнфри, выслушивая Нима. – И этот выбор будет на моей совести».

Первым делом он подумал о том, что костяк команды требуется сохранить во что бы то ни стало. И ответил Джейми, вылезшему с ядовитым вопросом о том, кого именно предлагается сбросить со счетов:

– Успокойся, Стукач, тебе амулет достанется в любом случае, – улыбка Рэнфри получилась самую чуточку кривоватой. – Мы же не хотим остаться без твоих чудных шуток и рассказов о твоей родине.

«А вот пехтуре придётся обходиться одним амулетом на троих, – Говард принял контейнер из рук Нима, и коротко кивнул в ответ. – Но они знали, на что идут».

В кампаниях наёмников люди делились на три категории: опытные ветераны, прослужившие госпоже Удаче не один год, и иногда даже не одно десятилетие, основной рядовой состав и «мясо». Выбравшие себе неровную стезю солдат удачи могли рассчитывать в первое время только на то, что их будут исправно кормить, поить и снабжать снаряжением. При этом, как правило, отправляя в самое пекло. Выжившие и закалившиеся в этом проклятом горниле спустя несколько лет могли рассчитывать на определённое уважение, и повышение доли в добыче. Довольно жёсткая, но по-своему справедливая система. Конечно, если тебе повезло выжить в первый год

Потому безымянных пехотинцев, откликавшихся на короткие клички «Первый», «Второй» и «Третий», снабдили только одной побрякушкой. Выходцы из портовых кварталов ничего не сказали, беспрекословно подчинившись капитану. Они помнили, что совсем недавно перед ними стоял совсем иной выбор – идти в пираты, батрачить, побираться или присоединиться к одной из многочисленных банд Портмара. Бойцы выбрали стезю наёмников, присягнув на верность Рэнфри. Слова же Нима о том, что сумма оплаты будет разделена на всех выживших, слышали все.

При этом тон нанимателя оставался всё таким же нейтрально-игривым, а взгляд был кристально чист и прозрачен, как у ребёнка. Только в глубине зрачков мерцали огоньки – то ли веселья, то ли злобы. Рэнфри очень надеялся, что Нима понимает, что делает. Пока что походило, что наниматель старательно сеет семена раздора и создаёт почву для конфликтов внутри команды, и это очень не понравилось Говарду.

Вблизи лес оказался серым. Именно серым, а не болезненно покрытым серыми пятнами лишайника. С разными оттенками фиолетового, зеленоватого, синего и белёсого, он был серым и ужасающе тихим. Шишковатые стволы деревьев, кое-где ужасно искривлённых и выгнутых под невероятными углами, разросся настолько густо, что под нижними ветвями не прорастал даже подлесок. Влажная, заболоченная земля хлюпала под подошвами сапог, с чавканьем вбирая в себя давящую сверху массу. Ни птиц, ни шорохов норных зверьков, ни шелеста листвы не было. Листья казались замершими во времени, навсегда погружёнными в невидимый кокон стазиса, оставаясь в том виде, в котором их застала неизвестная катастрофа. По стволам и веткам не бегали жуки, в полумраке густой растительности людей не донимала вездесущая мошкара и гнусы. Просто серые ветки с мелкими замшелинами лишайника у корней торчали тут и там, не давая прохода.

Трава и мелкие побеги прочей растительности оканчивались у границ первых деревьев резко и внезапно, будто отсечённые лезвием. За этой чертой не пробивалось ни травинки. Только хлюпающий ковёр из вечно гниющих в межвременьи листьев, тухлая вода и чёрные лужицы в низинках вокруг едва заметной тропинки.

Нима видела, что ветви кое-где были срублены. Увы, срезы казались такими же старыми, как и всё вокруг. Невозможно было определить, сделаны они недавно или сотню лет назад. Просто плохо заметная прогалина в густой растительности леса, ничего более. Насколько она помнила, выжившего и выбравшегося из последней экспедиции наёмника нашли где-то здесь. Он едва сумел перешагнуть черту отчуждения и ступить на первые зелёно-жёлтые побеги травы вокруг леска, и там уже осел наземь, потеряв сознание. Из его рассказа выходило, что он пробыл в Салехе, как называли Город Древних в старинных писаниях, около месяца. Не меньше пары недель – уж точно. Но ни есть, ни пить, ни испражняться не хотелось. Вся его группа, в которой он занимал шутовскую должность писаря и статиста, не испытывала дискомфорта по этим поводам. Он даже притащил с собой какую-то снедь, найденную рядом с его телом. По словам этого человека, прозванного в последствии Безумным Ральфом, галеты и консервы оставались пригодными для употребления. Он даже сумел запихать в себя какие-то из них, решив, что сегодня уже не сумеет покинуть лес.

Однако, пожевав мяса с овощами из банки, заев галетой и осушив треть фляги с водой исключительно ради необходимости, он почувствовал, как еда встала комом в пищеводе и в желудке. Но стоило Ральфу переступить черту отчуждения леса, как в животе буквально взорвалась бомба. Ральфа вывернуло пару раз на траву несвежим, тухлым мясом. Остальная еда тоже оказалась испорченной. Хотя объяснить, каким образом сумели так сильно стухнуть запаянные и стерильные консервы, никто так и не смог. Говорили только, что Ральфу повезло поужинать прямо перед выходом из города. Иначе яды могли бы и не выйти верхом, а спуститься ниже. Словно обмен веществ не останавливался полностью, пусть и не ощущался.