Сергей Зайцев - Салех

Рэнфри собирался ещё что-то сказать, но в этот момент раздались характерные звуки выстрелов и крики его людей. Они отскочили друг от друга, как ужаленные. Каждый успел убрать оружие до того, как палец случайно нажмёт на курок. Рэнфри оказался у выхода одновременно с нанимателем, и, подумав, что тот собирается стрелять в спину, сильно оттолкнул его назад. Нима отлетела обратно, снова споткнулась обо что-то, и рухнула на пол, распластавшись над своим же скелетом. Она только слегка коснулась щекой черепа, в ужасе отпрянув от оскала мертвеца, но левую щеку словно кипятком обдало. Клеймо взорвалось такой болью, что Нима заорала и потеряла сознание от боли, а Рэнфри, уже выскочивший обратно в проход, не слышал этого, спеша на звуки стрельбы.

Она открыла глаза, лёжа на белоснежном мраморе пола. В высокие стрельчатые окна округлой залы светило яркое солнце, под куполом потолка кружились, пересвистываясь, залетевшие в открытые двери птички. Они весело щебетали, перелетая с одного лепного барельефа на другой. Зал был светел и полон людей в незнакомой одежде, и сейчас сразу пятеро человек в длинных мантиях судейской коллегии склонились над кем-то, кто поднимался с пола перед Нимой. Она отшатнулась, увидев лицо человека в белом френче. Такие же светлые брюки, только чуть темнее, создавали впечатление, что он несколько шире в костях, чем на самом деле. Перед Нимой стояла она сама, но немного иная, словно черты лица стали грубее, а клеймо на щеке представляло собой лишь тень. Чёрная шёлковая маска, ничуть не похожая на её платок, болталась на шее незнакомца. Он вставал, вежливо благодаря тех, кто бросился ему на помощь, оправлял брюки и френч, что-то негромко объяснял собравшимся. Потом его взгляд скользнул по тому месту, где стояла Нима. Он на секунду задержался на ней, нахмурился, будто не видел женщину, и вернул маску на лицо.

Копия Нимы была мужчиной, и она поняла это не сразу. Сшитый по фигуре длинный пиджак-френч с воротником-стойкой подчёркивал выправку и осанку мужчины. Жуткие рубцы на левой щеке придавали ему излишнюю суровость, никак не вязавшуюся с его спокойным и вежливым тоном голоса. Более грубые черты, цепкий, холодный взгляд светлых глаз. Короткая стрижка Нимы смотрелась бы на таком человеке излишне просто. Видимо, он и сам это понимал, и предпочитал носить волосы до плеч. Идеально ровно остриженные, они были черными, блестящими и только оттеняли фарфоровую бледность кожи её двойника. На левом рукаве френча мягко сиял знак отличия в виде золотистой спирали. Незнакомец был высокого роста, но лишь немногим выше Нимы.

Мужчина уже вернул на место оброненную им при падении папку с бумагами, перехватив пузатый кожаный переплёт другой рукой, и, опираясь на массивную трость тёмного дерева, шагнул к Ниме. Та попятилась, но мужчина, продолжая рыскать взглядом вокруг, всё ещё не видел её.

– Судья Саргех, вы в порядке? – подкатился к нему округлый человечек невысокого роста, с маленькими глазками, почти утонувшими между толстых складок дряблой кожи. – Я всегда говорил, что эти полы слишком сильно натирают! Ах, ах, вы же могли повредить себе что-то! Какая была бы ужасная трагедия, просто нелепая и непоправимая трагедия! – изливался соловьём не кто иной, как дядюшка Гувер. Нима даже онемела от увиденного. Саргех тем временем прошёлся, постукивая кончиком трости по голубому мрамору пола, и обжатый металлом наконечник отбрасывал солнечные блики на золотистые вкрапления вокруг. Гувер вился ужом поблизости, но судья молчал.

– Коллегия уже ждёт вас, мы все ждём вас, господин судья. Сегодня такое непростое дело, вы себе не представляете, – продолжал щебетать Гувер, пока до него не дошло, что он немного перегнул палку. – Ну да, конечно же, вы представляете, – кисло закончил он, скосив взгляд на толстую папку с документами в руках Саргеха.

– Вот именно, – произнес судья. Голос у него был низким и вовсе неподходящим такому сухопарому человеку. Он был хрипловатым и немного надтреснутым, будто Саргех в своё время довольно долго напрягал голосовые связки где-то при большом скоплении людей. Или часто отдавал приказы на поле боя. Или вообще служил на судах курьерской службы Веллкро, славящейся своей жестокостью в отношении матросов и обслуги.

– Саргех? – спросила Нима, когда похожий на нее мужчина едва не упёрся в неё носом. Нос, как отметила Нима, был некогда сломан, и теперь неприятная горбинка, портящая тонкие черты лица, бросалась в глаза при близком рассмотрении. Саргех покрутил головой, будто что-то услышал, но источника звука так и не нашёл.

– Гувер, ты что-то слышал? – обратился он к всё ещё бормочущему толстячку поблизости. Тот отвлёкся от причитаний, покрутил лысой головой на короткой толстой шее, а затем заискивающе улыбнулся и пожал плечами.

– Ничего, господин судья, – решился ответить он, когда Саргех вперил в него весьма неприятный взгляд. – Только то, что вам стало плохо пару минут назад. Ваши коллеги сбежались на помощь, мы вас положили поудобней и решились снять с вас маску. Я понимаю, что вам неприятно лишний раз демонстрировать шрамы, но…

– Оставь, Гувер, вы всё сделали правильно, – отмахнулся Саргех. Он снова захромал прочь, опираясь на трость и сжимая подмышкой пухлую папку с документами. Гувер засеменил следом, и Нима, все это время стоявшая на одном месте, решила последовать за ними.

Судья в белом френче, прихрамывая и опираясь на свою трость, односложно что-то отвечал вертевшемуся под ногами Гуверу, который завёл шарманку причитаний о шрамах начальника. Было видно, что господину судье неприятно вспоминать историю, как он оказался «в лучших руках наиболее сведущих хирургов Салеха», но он вежливо ответил, что шрамы уже не болят, приступ был единичным, и никакие страшные сны о ранении его по ночам не беспокоят. Гувер ещё что-то щебетал про тяготы военной службы, о том, как всем им повезло, что капитан-лейтенант решил связать свою жизнь на гражданской службе именно с Судейской Коллегией после списания на берег, но Нима не прислушивалась, проходя через анфилады комнат и поднимаясь по широкой, снежно-белой лестнице вверх, вслед за Гувером.

Саргех привёл её в круглый зал с амфитеатром, окружавшим пустую кафедру, с которой, судя по всему, полагалось заслушивать свидетелей и подсудимых. Саргех занял своё место в третьем ряду сверху, разложил перед собой бумаги и начал вчитываться в них. Гувер занял место секретаря, зло глядя на письменные принадлежности под рукой. Судя по его выражению лица, он бы с удовольствием не просто снял с Саргеха маску, но и затолкал бы её в глотку, чтобы заткнуть его навсегда. Сочащаяся из Гувера ненависть была почти ощутима.