Дмитрий Колосов - Крысиный Волк

— Разве крысы чем-то различаются между собой?

— О да! — Поурс заметно оживился. Вне сомнения, данная тема была близка ему. — Лишь профаны полагают, что все крысы похожи одна на другую. На деле существуют два вида крыс — серые и черные. Черные предпочитают питаться с помоек, серые обычно селятся рядом с человеком, в его доме. Своеобразная иерархия, зависящая от вида. Теплое место всегда занимает тот, кто сильнее.

— Неужели черная крыса слабее? — Признаться, я почти ничего не знал об этих тварях, но пару раз мне приходилось видеть черных крыс, и они произвели на меня самое отталкивающее впечатление. — Она выглядит столь мерзко!

— Ты прав! — поспешил поддержать меня Поурс. — Внешне черная крыса куда более отталкивающа, и, может быть, именно потому кажется, что она более агрессивна, но на деле это не агрессивность, а активность. Если бы речь шла о человеке, я бы определил подобное поведение как суетливость. Черная крыса напоминает воришку, забравшегося в чужой чулан. Серая — хозяин. Чулан принадлежит ей, и потому она ведет себя соответственно — неторопливо, обстоятельно, пожалуй, нагло! Она не скрывается сломя голову в щели, едва заслышав шаги человека, и не бросается прочь при виде кошки. Она отступает, всем своим видом показывая, что готова дать отпор…

Из-за ширмы вновь показалась бородатая физиономия.

— Бонуэр!

Я со стоном поднялся.

— Я сейчас, Поурс. Я скоро вернусь и с удовольствием дослушаю твою историю.

Поурс оценил мои поползновения стать силачом скептическим хмыканьем:

— Ты напрасно тратишь время!

— Посмотрим.

Я не был уверен, что Поурс не прав, но в другом я был уверен абсолютно — я ничего и никогда не делал напрасно. Естественно, я не стал говорить об этом, чтобы не выглядеть слишком самоуверенным.

Обратно на скамейку я вернулся, сгибаясь в три погибели. Адская машина буквально разорвала на части мой живот, пытаясь соорудить из него некое подобие торса «Дорифора» («Дорифор» — копьеносец, статуя Поликлета). Не уверен, что в итоге истязаний я имел шанс научиться отбивать брюхом копье, но ощущение было такое, словно мне уже загнали пониже пупка раскаленный бурав.

— Ну что там насчет серых крыс? — спросил я, одарив Поурса улыбкой святого Себастьяна. — Серые сильнее черных. В таком случае, если быть последовательным, крысиный волк должен быть альбиносом.

Поурс оценил мою претензию на остроумие и поощрительно подмигнул в ответ:

— Нет. Альбиносы и впрямь имеют в крысином мире значительный вес и очень часто именно они становятся крысиными королями, но волка формирует не обличье, а психология.

— Что же, он слабее короля?

Поурс замялся, и ответ его прозвучал не очень уверенно:

— У них разные функции. Король повелевает, волк убивает. У крысиного волка нет той власти, которой обладает король, но он может убить короля, а вот король его убить не может.

— Почему? — Я был готов искренне обидеться за крысиного короля.

— Крысиный волк уже не крыса. Он вне крысиного общества и живет по своим законам. Его цель в одном — уничтожать себе подобных.

— Занятная история, — пробормотал я, с тоской ожидая того мгновения, когда из-за ширмы вновь появится бородатая физиономия. — Откуда же они берутся? Мутация?

— Нет, их выращивают люди.

— Зачем?

— Чтоб они истребляли крыс.

Признаться, я удивился:

— Не понял. Если следовать твоей логике, люди специально выращивают крысу, способную истреблять других крыс?

— Именно, — подтвердил Поурс. — Как известно, крыса — одна из самых живучих тварей, какие только существуют на Земле. Вместе с некоторыми бактериями и рядом насекомых, к примеру тараканами, крысы относятся к числу созданий, наиболее приспособленных к выживанию. Если бы крысы выработали иммунитет к заразным болезням и располагали достаточным количеством корма, они в течение двух-трех лет расплодились бы в такой степени, что покрыли бы поверхность планеты сплошным слоем.

— Безрадостная перспектива! — бросил я.

— Конечно! Но, к счастью, природа достаточно разумна, во всяком случае, куда более разумна, чем человек. Она поставила на пути у крыс естественные ограничители, до определенной степени регулирующие количество этих тварей. Но человеку всегда хотелось максимально возможно сократить численность крыс. Он придумывал всевозможные ловушки, отравленные приманки и тому подобное. Однако крыса — чрезвычайно живучая тварь с великолепным иммунитетом. Она очень быстро приспосабливается к отравам, ловушкам и техническим новинкам вроде низкочастотных излучателей, при этом иммунная система ее переходит на качественно новый уровень, что повышает жизнеспособность крыс, отчего возникает угроза катастрофического увеличения популяции. Потому-то люди так осторожны в борьбе с этими существами.

Чувствуя, что придется вот-вот подниматься, я быстро произнес:

— Послушай, Поурс, а откуда ты все это знаешь?

Поурс грустно улыбнулся:

— К вашему сведению, до того как попасть сюда, я занимался как раз проблемами иммунологии крыс.

Мой напарник хотел прибавить еще что-то, но не успел, потому что я уже поднялся, готовый к новым мучениям.

Когда охая и постанывая я вернулся обратно, Поурс встретил меня с нетерпением. Едва я уронил свое бренное тело на вожделенное пластиковое седалище, он тут же продолжил рассказ:

— Я уже говорил, что существует множество способов борьбы с крысами, но ни один из них не действенен в той мере, как крысиный волк.

— Да что это такое? — спросил я скорей лишь ради того, чтобы спросить.

— Крыса, выращенная на мясе своих собратьев, — ответил Поурс. — Это делается просто. Берут с десяток крыс, помещают их в клетку и предоставляют самим себе, не давая ни крошки корма. Ошалевшие от голода твари начинают истреблять и пожирать друг друга. В конце концов остается одна, самая сильная, сожравшая всех и привыкшая к крысиному мясу. Это и есть крысиный волк. Выпущенный на волю, он принимается истреблять сородичей.

— Привычка?

— Нечто большее. Кардинальное изменение психики. Это уже не крыса, а волк, облаченный в крысиную шкуру, волк, для которого не существует понятия кровных уз. Его назначение убивать и…

Вновь появилась физиономия санитара. Я одарил ее ненавидящим взглядом и, не говоря ни слова, отправился получать последнюю порцию здоровья. Тренажер, похожий на колесо для колесования, долго мял и растягивал мое тело, на этот раз точно не оставив ни единого живого кусочка.

А потом наступило время возвращаться в боксы. Перед тем как очутиться в коридоре, я попрощался с Поурсом, самым сердечным образом пожав ему руку. Этот человек был симпатичен мне, хотя я не мог не признаться, что доброе отношение к нему вызвано по большей части тем обстоятельством, что Поурс не представлял для меня опасности. Будь он силен и свиреп, как Фирр или Баас, не думаю, что я отнесся бы к нему столь же приветливо.