Павел Амнуэль - Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16

Баснер затих. Перестал перекладывать камешки, встал, отряхнул брюки, но на коленях все равно остались бурые пятна.

– Послушайте, – сказал Купревич, и Баснер вздрогнул.

– Послушайте, – продолжал Купревич, – мы сейчас в одной лодке. Кто мы здесь? Если начнем предъявлять права или претензии, показывать документы… А есть Шауль, который здесь родился, все его знают, и то, что Ада была его женой, тоже знают. Наверняка есть документы, фотографии и доказательства, что Ада переехала в Израиль, вышла за Шауля. А наши права… Подделка. Мы с вами – подделки для этой реальности. Нас нет.

– С чего вы взяли? – неприязненно, но без надрыва отозвался Баснер. – Можно сделать официальный запрос в мэрию Нью-Йорка. Там тоже документы. Всё есть в компьютерах, всё. Пусть сделают запрос…

Об этом Купревич почему-то не подумал. Действительно. Должны быть записи в компьютерах мэрии Бостона, документы на дом оформлены на них обоих. Общие знакомые, его коллеги и коллеги Ады охотно подтвердят…

С холодящим сознание ужасом Купревич подумал, что может получиться иначе: на запросы ответят, что супружеской пары Купревич не существует, в доме по указанному адресу живут и жили всегда другие люди, а те, кого он назовет знакомыми и коллегами, удивятся и станут уверять, что никогда не слышали ни о Купревиче, ни о его жене. И что тогда?

– Пусть Шауль сделает запрос, – повторил Баснер, уверенный, что в одной реальности сейчас существует и его мир, и мир Купревича. Его воспоминания реальны, его фотографии, документы, привезенные с собой, реальны так же, как всё – самолет, аэропорт, Шауль, кладбище, могила Ады… Не может здесь существовать одна реальность, а в Нью-Йорке другая.

– Не станет Шауль этого делать, – сказал Купревич. – Зачем ему?

– Тогда я сам, – упрямо заявил Баснер.

– Запрос в мэрию?

– Конечно.

Купревич физически ощущал, как раздвоено сейчас его сознание: часть продолжала биться в истерике, вспоминать Аду, мучиться ее отсутствием, а другая часть холодно и логически пыталась разобраться в физике происходящего. Как именно склеились реальности, какие факторы главные, какие второстепенные, что стало точкой полифуркации, и возможно ли создать обстоятельства, при которых произойдет ветвление, и реальности разойдутся…

Они оба одновременно достали свои мобильные телефоны. Одновременно и не глядя друг на друга, набрали номера. Купревич вовсе не был уверен, что соединение произойдет – вполне вероятно, в этой реальности вообще нет компании мобильной связи «Спринт корпорейшн», с которой у него был контракт.

– Берт! – завопил Баснер, а в телефоне Купревича все еще слышались долгие гудки. – Берт, это Сэм! – Он говорил по-английски. – Да, я в Тель-Авиве. Спасибо, старина. Я знаю, ты всегда со мной… Нет, не успел, Аду похоронили без меня. Да вот так, это просто ужасно! Тут происходят идиотские вещи, я тебе потом расскажу, выходи через пару часов в скайп, я вернусь в отель, вызову. Еще раз спасибо!

В телефоне Купревича продолжались гудки, вот-вот включится автоответчик, но знакомый голос Уолта Вигнера сказал, наконец:

– Влад? Прости, не думал, что ты позвонишь в такое время. – В голосе прозвучало осуждение, и Купревич вспомнил, что сейчас в Бостоне поздняя ночь, а Уолт ложится рано, он жаворонок.

– Это ты меня прости, я не подумал…

– Неважно. Ты в порядке? Когда похороны? Почему ты разрешил хоронить Аду в Израиле? Конечно, это твое право…

– Нет, – сказал Купревич, – Аду похоронили. Вчера.

– Как они могли! – задохнулся в гневе Уолтер.

– Потом, Уолт. Я хотел удостовериться…

«Удостовериться в том, что ты существуешь. Что ты знаешь меня и Аду».

– …Хотел сказать… Просто услышать твой голос! Так тоскливо!

– Я понимаю, – мягко произнес Уолтер. – Молодец, что позвонил. Вот Элен подошла, она не успела выразить тебе соболезнования, ты так быстро улетел, она говорит…

– Передай Элен привет… Она ведь помнит, как мы приезжали к вам, и Ада показывала монолог из будущей израильской роли…

– Я тоже помню, Влад. Ада очень эмоциональна в роли Гермионы.

– А нашу с тобой дискуссию о многомировых теориях помнишь? На прошлой неделе? У меня в кабинете. Там еще Болдман был…

– Конечно. Только какое сейчас это имеет…

– Большое значение, Уолт! Ты себе не представляешь, какое большое. Прости, что разбудил тебя.

– Право, о чем ты…

– Передай Элен, что она замечательная. Сейчас только вы двое – мои единственные…

Горло перехватило, Купревич понял, что, если будет продолжать разговор, непременно расплачется, пробормотал «Спокойной ночи, Уолт», но перед тем, как прервать связь, задал вопрос, вроде бы никак с Адой не связанный. Вопрос нейтральный, но самый важный из всего, что он мог спросить:

– Уолт, погоди. В твоем кабинете закончили ремонт?

Странный вопрос, неудивительно, что Уолт ответил не сразу. В его кабинете в понедельник меняли электропроводку и прокладывали новый оптоволоконный кабель.

– Ремонт? – наконец отозвался Уолт, в голосе звучало удивление. – Ты о чем, Влад? Послушай…

Купревич прервал связь. Поднял взгляд на Баснера.

– Я говорил с Бертом, – сообщил тот. – Это наш… мой… сосед. Мы с Адой часто… Я ему оставил ключи, чтобы он, пока меня нет, поливал цветы.

Ада не любила домашние растения, и дома их никогда не было.

– Я говорил в Вигнером, это мой коллега, у нас соседние кабинеты, и на прошлой неделе мы обсуждали кое-какие теоретические вопросы, он прекрасно помнит.

– Ну вот, а вы говорили…

– Но не помнит, что в его кабинете поменяли кабели.

– И что?

– Мелочь, да? Еще одно доказательство склейки.

Баснер молчал, смотрел на Купревича исподлобья.

– Не понимаете? Склеились три реальности. Три. Не может быть, чтобы в возникшей суперпозиции наблюдались все без исключения параметры трех склеенных ветвей. Это невозможно! Физически! Вы представляете, сколько противоречащих друг другу фактов, явлений, историй должно совместиться, занять свое единственное место? Я не представляю, это миллиарды… десятки миллиардов… Мы должны на каждом шагу встречаться с чем-то, чего не было в моем мире, но было в вашем. Или не было в вашем, но было в моем. А еще Шауль. Что-то из его бывшего мира попало в этот, что-то из вашего, что-то из моего.

Кажется, Баснер понял. Он огляделся. Неподалеку, за чьим-то памятником, стояла металлическая скамейка без спинки. Сидеть неудобно, но больше сесть было негде. Баснер протиснулся между двух оград, сел на скамью, обхватил голову руками. Купревич обогнул памятник по дорожке, не хотел протискиваться, сел рядом с Баснером и услышал, как тот тихо бормочет, как показалось Купревичу, слова молитвы. «Барух ата, адонай…»