Павел Амнуэль - Капли звёздного света. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 2

Мы собирались отправить рассказ, как обычно, в «Уральский следопыт». Там уже были опубликованы рассказ Ромы «Танец века» и наш совместный рассказ «Обыкновенный уникум».

«Попробуйте», – коротко сказал Генрих, наверняка представляя, чем наша эскапада закончится. Виталий Бугров, редактировавший в журнале отдел фантастики, прислал нам обстоятельное письмо: написал, что претензий к художественной части нет, идея хороша, но «подумайте над личностью главного героя и местом действия. Попробуйте изменить и то, и другое, иначе хороший, в принципе, рассказ мы опубликовать не сможем».

– А раньше вы не могли догадаться? – пожал плечами Генрих. – Герой рассказа – белый офицер! Повествование – от первого лица! Место действия – белогвардейская научная лаборатория во время Гражданской войны! Цель – предотвратить Октябрьскую революцию! О чем вы думали, когда это сочиняли?

– Но вам рассказ понравился! – воскликнул Рома.

– И сейчас нравится, – спокойно сказал Генрих. – Поэтому я не мешал вам поступать так, как вы считали правильным. Что ж, теперь вы имеете представление о том, что можно публиковать в Советском Союзе, а что – нет.

Эпопея с «Судом» тогда еще даже не началась, и соответствующего опыта у нас не было. Кто нам тогда преподал урок? Генрих, не мешавший поступить по-своему, или советская власть? Как бы то ни было, после этой истории мы написали «Суд» – на этот раз по идее, подсказанной Генрихом. И говорили «крамолу» не прямым текстом, как в отвергнутом «Хронокинезе», а эзоповым языком иносказаний.

Не противоречил ли Генрих сам себе? Он говорил, что «кукиши в кармане» вредят фантастике – с одной стороны. С другой – с одобрением относился к таким же, по сути, «кукишам» в наших с Ромой рассказах.

У меня нет ответа на этот вопрос. С Альтовым мы его не обсуждали. Как мне кажется, дело было не столько в том, ЧТО говорят, сколько в том, КТО. Одно дело, когда «кукиш в кармане» показывают популярные авторы, такие как Аркадий и Борис Стругацкие – их произведения читали все, Главлит обращал на их тексты особо пристальное внимание. «Кукиши» Стругацких действительно могли повлиять (и повлияли) на судьбу всей советской фантастики.

А мы с Романом… Два малоизвестных литератора… То, что цензура не простит популярным и всем известным авторам, может «проскочить», если авторы еще далеко не популярны. Ситуация, в какой-то мере обратная поговорке: «То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». В данном случае: «То, что не прощается Юпитеру, быку можно простить»…

Может, и так. Тем не менее, ни «Суд», ни «Хронокинез» тогда опубликованы не были, и проверить это предположение невозможно. «Суд» ждал своего часа почти двадцать лет. Рукопись «Хронокинеза» Рома увез с собой в «краснодарское изгнание», и в нашей переписке мы к этому рассказу больше не возвращались. Много лет спустя, в 1983 году, я увидел в очередном (двадцать седьмом) выпуске альманаха НФ издательства «Знание» повесть Романа Леонидова «Шесть бумажных крестов». Это была та самая повесть – и содержание почти не изменилось. Кроме одной «мелочи»: Рома перенес действие в годы Великой отечественной войны и в немецком «институт», где фашисты экспериментировали с историей человечества.

Тогда же – в конце шестидесятых – мы с Ромой написали рассказ «Только один старт», и это был последний случай, когда Генрих крепко прошелся своей рукой по нашему тексту. Будто на какое-то время вернулось начало шестидесятых – в рассказе не было ни одного предложения, которое Альтов не переделал. Я уж не говорю о сюжете – мы обсуждали, спорили, пытались доказывать свою правоту, но Генрих был неумолим, и в конце концов рассказ, на мой (и Ромы) взгляд, многое потерял, хотя и приобрел четкость и стройность, свойственные рассказам Генриха. У нас с Ромой все-таки был уже отработан свой стиль – и Генрих его сломал, чтобы ярче и яснее выделить главную идею рассказа.

Мы (и Генрих согласился) считали, что научно-фантастическая идея рассказа принципиально нова, такого в фантастике еще не было. Это была идея «универсального звездолета». Запускают к звездам один-единственный звездолет со специальной программой. Долетев до цели, звездолет делится на два, используя вещество звезды, до которой долетел. И в дальнейший путь отправляются два звездолета – каждый к новой цели. Там тоже происходит деление. И так далее. Через тридцать семь делений к звездам уже летят сто миллиардов звездолетов! На исследование всей Галактики уйдет минимально возможный срок – восемьдесят тысяч лет.

Идея, как можно догадаться, была почерпнута из известной сказки об изобретателе шахмат и индийском радже.

Альтову идея понравилась, но первый вариант рассказа он забраковал. И дальше мы работали под его неустанным присмотром. Генрих подсказал нам разделить рассказ на четыре фрагмента: расшифровки записей на «кассеты» разных цветов. Генрих подсказал нам, что звездолет должен иметь форму двойной спирали. Он и название рассказа придумал: «Только один старт». По сути, Генрих был соавтором, но предпочел остаться в тени, хотя альтовский стиль в рассказе, конечно, виден невооруженным взглядом.

Мы отправили рассказ Бугрову, и в 1970 году «Только один старт» был опубликован, но не в «Уральском следопыте», а в сборнике фантастики, выпущенном Уральским книжным издательством. Сборник так и назывался – «Только один старт».

Честно говоря, я этот рассказ не люблю. В нем слишком много от Генриха и слишком мало от нас с Ромой. Но печальнее всего не это. Лишь много лет спустя я узнал, что в точности такую идею «размножающегося звездолета» за десять лет до нас предложили американские физики. На Западе о размножающихся звездолетах много писали, а мы, ничего об этом не зная, воображали, что придумали нечто принципиально новое.

***

Бакинский сборник «Полюс риска» вышел в 1970 году тиражом всего 12 тысяч экземпляров. Уже через несколько месяцев сборник стал библиографической редкостью. Впрочем, он и издан был так плохо, что стыдно было поставить его на полку рядом с аккуратными и цветными изданиями фантастики «Детгиза» и «Молодой гвардии». Серая бумага, на обложке почему-то – знак параграфа, будто книга была не фантастикой, а сборником законодательных актов. И еще изображение половины лица без рта и с одним подслеповатым глазом.

«Полюс риска» оказался последним бакинским сборником фантастики, опубликованным в советское время. В начале семидесятых годов Комиссия прекратила свое существование. Не то чтобы нас кто-то прикрыл и не то чтобы руководство СП было недовольно деятельностью Комиссии. Причины распада оказались скорее внутренними, чем внешними. Войскунский приобрел в Московском пригороде Солнцево кооперативную квартиру и переехал в столицу. Оказалось, что отношения между членами Комиссии тоже оставляли желать лучшего…