Стивен Сэвил - Доминион

— Какая нелепость, — фыркнул Ганс. — Может, прекратим эту ерунду? Мне и без того есть чем заняться.

— Сиди, — холодно бросил Конрад. Ганс поднялся.

— Я сказал — сиди! — грозно повторил Конрад и тоже встал.

— Не собираюсь.

— Братья, братья, давайте лучше насладимся представлением. Смотрите, привели барана. Это должно быть поувлекательнее, ведь наш перепуганный коротышка-вещун, чтобы спасти свою шкуру, явно собирается предсказать нам великолепное будущее. — Фриц вклинился между братьями. — Зачем ссориться? Будем вести себя благопристойно.

Ганс с ворчанием опустился на стул и принялся демонстративно стягивать с себя перчатки, палец за пальцем, а потом — чистить ногти острием ножа, упорно не желая глядеть на гадальщика, потрошащего барана.

Новые потроха тоже смердели.

Дрожащий человечек взглянул на сидящих перед ним вампиров. Язык его, пытающийся озвучить участь, прочтенную по разлагающимся внутренностям, прилип к нёбу.

— Измена прячется за каждым углом. Измена приведет к падению. Друзьям нельзя доверять.

— Дай мне твой нож, человек! — приказал, выходя из-за стола, Конрад.

И протянул руку.

— Немедля.

Коротышка с бегающими от ужаса глазами передал вампиру тонкий клинок, и Конрад, всаживая острие кинжала в живот гадальщика, на миг ощутил сладостный трепет власти, прокатившийся по его телу. Он вспорол человека до самой грудины. Предсказатель вопил и пытался удержать голубоватые кишки, выскальзывающие из его пальцев. Потом гадальщик замолчал.

— Что ж, я не чародей, но, глядя на эти знаки, подозреваю, что Дом фон Карштайнов ждет светлое будущее. Воистину светлое. — Он пнул мертвеца. — Я также уверен, что, если бы наш вещун мог говорить, он бы согласился со мной. Увы, ворожба совсем исчерпала его.

— Ох, ну и абсурд, — с отвращением бросил Ганс, поднял со стола кожаные перчатки и встал. — Ты позор семьи. Все вокруг тебя гнусно. Ты псих. Напыщенный позер, ты ведешь себя так, будто ты старший. Ты ведешь себя так, как будто ты — он, но у меня есть для тебя новость, братец: ты не он. Ты недостоин его имени. Ты нас бесчестишь. Так было, и так будет. Предсказатель прав: если мы пойдем за тобой, мы добровольно отправимся на погибель!

— Как ты смеешь?! — выдохнул Конрад.

Никто не сдвинулся с места, когда Ганс, обогнув стол, хлестнул Конрада перчаткой по лицу.

— Дуэль! — возбужденно воскликнул Фриц. Никто его не слушал.

Все еще сжимая окровавленный нож, Конрад ухмыльнулся и прижал острие клинка к щеке Ганса.

— Я могу выпотрошить тебя здесь и сейчас! — рявкнул он и надавил сильнее, надрезая кожу. Рана была суха, но Конрад слизнул с лезвия запекшуюся кровь гадальщика. Улыбка его лучилась коварством хищника.

— Попробуй, — спокойно ответил Ганс.

— Наш брат прав, ты бросил мне вызов. Твое проклятое чувство чести будет удовлетворено в последние минуты перед первым лучом солнца. Мы уладим все раз и навсегда, братец. Я дам тебе несколько часов, чтобы пожалеть о своей опрометчивости, а потом мы встретимся в дуэльной зале, где твои отпрыски смогут понаблюдать, как я вырезаю твое сердце. А теперь убирайся с глаз моих.

Идея добавить спектаклю огонька принадлежала Фрицу.

Вампиры разложили вдоль стен дуэльной залы поленья и сбрызнули их маслом. Когда дуэлянты сойдутся, к дровам поднесут факелы и зрелище станет интереснее.

— Какое ребячество, — заметила Эммануэль, занимая место на балконе. Она явно не одобряла происходящее, но с радостью согласилась стать зрителем.

— Напротив, — вполголоса отозвался Константин, наклонившись ближе к женщине. Акустика в дуэльной зале была странной. Слова тут разносились дальше и громче, чем им следовало и чем ожидал говорящий. — Дуэль во имя чести — последний бастион цивилизации, госпожа. Ситуация, возможно, и надуманная, но так подчеркивается абсолютная честность поединка. Вполне вероятно, что всего через несколько минут или Ганс, или Конрад погибнет, и эта смерть докажет правоту победителя. Ученые называют дуэль последним средством закона. Это захватывающий процесс.

— Это варварство.

— Возможно, с внешней стороны, — признал Константин, — как все виды войны, но под поверхностью он бесспорно культурен. Возьмем хотя бы выражение «бросить перчатку». Оно происходит от ритуала дуэли. Ты принимаешь вызов, поднимая ту же перчатку или латную рукавицу, и, конечно же, есть масса способов дать удовлетворение противнику. Дерутся, например, до первой крови, что означает, что проигрывает первый, кого ранят, во, с учетом нашей природы, этот путь для нас неприемлем, с чем, уверен, вы согласитесь. Ганс может, конечно, потребовать боя до смертельного исхода, в котором удовлетворение не достигается, пока одна из сторон не погибнет. Он также будет вправе прекратить дуэль, если кто-то их противников окажется выведен из строя, пусть и не фатально.

— Для человека, днем и ночью общающегося только с книгами, ты знаешь о поединках немало.

— Именно поэтому и знаю, госпожа. В каждой книге содержатся интересные факты. Слово «дуэль», например, может происходить от древнеимперского «duellum», слова, означавшего войну; но также существует вероятность, что это производная от «duo», «дуэта», что дает нам новое значение: «поединок». Но мне лично нравится более древнее объяснение, на рейкпшиле «teona»; «сжигать», «истреблять». В процедуру включалась горящая перчатка, добавляющая элемент опасности для каждого участника. Только сильнейший из нашей породы способен противостоять огню. Многие крестьяне все еще верят, что для уничтожения вампира нужно его сжечь.

Ожидающий на дуэльной площадке Конрад повернулся к паре на балконе. Константин умолк, предположив, что болтовня мешает его господину сосредоточиться.

Сзади подошел Фриц и, ухмыляясь, облокотился на перила балкона.

— Знаешь, Константин, тебе нужно изведать всего и побольше. Я могу послать к тебе в библиотеку одну из моих девушек, чтобы… э… помочь тебе на время забыть о своих книгах. Хочешь? Она наверняка предложит тебе уникальный метод обучения.

— Фриц, ты неисправим. Перестань портить юного Константина.

— Слушаюсь, сестрица моя. А ты, Эммануэль, берешь от жизни все веселье, ты в курсе?

В зале Конрад проделал несколько разминочных упражнений, со своим демоническим мечом и без него. Он двигался с грацией прирожденного гимнаста, плавно переходя от позы к позе. Уравновешенность подчеркивала изящество движений, стремительность выпадов превращала тренировку в танец, завораживающий своей текучестью. Но была в нем и надменность, почти свирепая. Конрад скинул с плеч шелковый плащ, подбросил его в воздух и крутанулся, выставив меч. Два шелковых лоскута спланировали на пол по обе стороны клинка.