Алексей Олексюк - 200 лет спустя. Повесть для кино

В очередной раз отбыв бессмысленное восьмичасовое сидение (ибо зачем нужны смотрители, если есть видеокамеры?) Атос вышел на улицу и, вдохнув полной грудью волглый, скорее осенний, нежели зимний, воздух, вдруг отчётливо припомнил хрустящую на зубах арбузную свежесть морозного утра. Тоска сжала сердце. Мучительная тоска по прошлому, по родному городу, по друзьям, по несбывшимся надеждам. Да, у его тоски тоже был запах. Она пахла первым снегом, когда выходишь из дому, а весь двор и улица, и весь город укутаны ещё не тронутым белым-белым, мягким-мягким махровым полотенцем, каким укутывала Атоса мать в детстве после купания – и от которого веяло невероятной, недосягаемой чистотой.

От грустных мыслей Атоса отвлекла вибрация сотового телефона. Встав спиной к ветру, заслонив экран от дождевых брызг, он прочёл пришедшее с неопознанного номера сообщение: «Жду сегодня в 12:00 у букиниста». И ниже фотография: угол какого-то киоска, вроде тех, что встречаются на набережной Конти, рядом с островом Ситэ. Будучи страстным библиофилом Атос частенько прогуливался там. Но кто и, главное, зачем назначил ему свидание в столь странном месте?

И тут он вспомнил! Была у них такая игра. Её придумал Арамис – самый младший из друзей. Музыкант и заядлый фотолюбитель, мечтавший стать новым Дзигой Вертовым. Однажды он принёс на репетицию фотографию какой-то чугунной урны и чугунной же скамейки, заявив, что завтра в определённое время он будет сидеть на этой скамейке. Догадавшимся, где была сделана фотография и пришедшим в назначенное время, Арамис обещал подарок.

Атос набрал номер жены. Долго слушал гудки. Потом услышал голос:

– Что-то случилось?

– Нет, ничего… Вернее, случилось, но ничего страшного.

– Говори яснее.

– Мне пришло сообщение… Помнишь, как мы репетировали «Трёх мушкетёров» в ДК?

– Да, я играла там Констанцию. Но при чём тут это?

– Сообщение пришло без подписи, с незнакомого номера, но мне кажется, что это Арамис.

– Арамис в Париже? – голос в телефоне дрогнул, но тут же оправился и стал нарочито холодным. – С чего ты взял?

– Помнишь игру «Угадай место по фотографии»?

– Да.

– Её придумал Арамис.

– Да, я помню.

– Мне кажется, кто-то хочет сыграть со мной в эту игру. Кто-то назначил мне таким способом свидание. И мне кажется, это Арамис…

– Когда кажется – крестятся.

– Арамис крестился. Когда мы последний раз говорили с ним по телефону, он как раз собирался поступать в Духовную академию.

– Слушай, а это не Миледи тебя на свидание зовёт? А ты мне тут зубы заговариваешь.

Атос невольно поморщился, как от зубной боли.

– Миледи я не видел ещё дольше, чем Арамиса… и д’Артаньяна…

– При чём тут д’Артаньян?

– Просто к слову пришёлся.

– Может кто-то просто ошибся номером.

Атоса словно окатило ушатом холодной воды.

– Да, может быть ошибка.

– А ты уже размечтался! Позвони сейчас по номеру отправителя и выясни!

Это было разумное предложение. Но Атос медлил. Он не хотел так быстро лишать себя надежды на встречу с кем-то из друзей. Сам того не замечая, он уже шёл в сторону набережной Конти.

– Я перезвоню, – сказал Атос и убрал телефон в карман брюк.

Портос шёл к ближайшей станции метро. Почти бежал нелепой тряской трусцой. Старался затеряться в толпе, но с его комплекцией это было не просто.

Они мерещились ему всюду. Портос узнавал их по выражению глаз: внимательных и… абсолютно пустых, словно у механических кукол, пустых и бесцветных, как бельма.

– Я чувствую себя зверем, которого умело гонят на скрытого где-то в засаде стрелка, – говорил он д’Артаньяну незадолго до этого.

Они сидели в уютном кафе, стилизованном под таверну времён Людовика XIII: с тяжёлыми дубовыми столами, скамьями вместо стульев, с великолепными витражами в оунах.

– Ты преувеличиваешь, – д’Артаньян попытался успокоить друга. – Ришелье, конечно, влиятельный поц, но вряд ли у него есть армия тайных агентов. Да и какой смысл ему преследовать простого библиотекаря?

– Книга, – прошептал Портос, подаваясь своим массивным корпусом вперёд – к собеседнику.

– Какая книга? При чём тут книга?

– Я отказался продать книгу.

– Я не люблю детективы, Портос. Говори яснее: что за книга, зачем она понадобилась Ришелье? – нетерпеливо и нарочито громко произнёс д’Артаньян, ковыряя вилкой в салате.

– Не могу. Не могу я впутывать тебя в эту историю.

– Послушай: если за тобой действительно следят, то ты уже впутал меня, но мне сдаётся, что вся эта история – плод твоего воображения. Да и сам этот Ришелье – плод чьей-то фантазии. Кто-то выдумал его, выдул, как мыльный пузырь… Ты говорил с ним лично? Он правда потомок кардинала?

– Не знаю. Возможно. Я говорил только по телефону… Ты прав – пузырь… Но этот пузырь накачали таким количеством денег. Если он лопнет, скандал будет оглушительный.

Д«Артаньян одним решительным движением осушил бокал вина и вытер салфеткой губы.

– Вот что, друг сердешный: держи ключи от квартиры моего покойного тестя – она всё равно пустует, поезжай туда, запрись и сиди несколько дней безвылазно. Провизии закупи. Найди себе занятие. Книг, правда, нет. Но можешь кино смотреть по телевизору… Только не триллеры. Лучше комедии… А я попробую разобраться с твоим делом, насколько оно серьёзно.

Слова д’Артаньяна немного ободрили Портоса. Но, оказавшись один, он вновь почувствовал тревогу, стал озираться поминутно по сторонам. Все чувства внезапно обострились: зрение, слух, обоняние, осязание. А главное – чувство опасности. Да, д’Артаньян был прав: нужно лечь на дно, затаиться. Немедленно. Пока ещё есть лазейки.

Портос вскочил в первую попавшуюся электричку. Встал у дверей, держась за поручень.

«Ну, не может же быть у них на каждой станции по шпиону!» – подумал он.

В течение часа он несколько раз пересаживался с поезда на поезд, менял направления, переходил с ветки на ветку: проще говоря, путал следы. В итоге, уже поздним вечером оказался на окраине города. Обычный спальный район. Новостройки. Обычные прохожие. Никаких мистических личностей с автоматическими взглядами.

Портос наконец-то почувствовал себя в безопасности. И тут же ощутил чудовищный голод.

Он всегда любил высоту. Ещё в детстве лучше всех лазил по деревьям: безо всякого страха забирался на старые, достигающие пятого-шестого этажа тополя… Карнизы, пожарные лестницы, лестничные пролёты влекли его неодолимо. Или была ещё такая забава: забраться по балконным решёткам на девятый этаж и спуститься обратно. Но больше всего влекли его крыши. И чем выше – тем краше! Чтобы сердце ёкало в груди.