Андрей Умин - Троица

– Ладно, пап, спокойной тебе ночи. – Она встала с дивана, сжав в руке свою драгоценную сумку, и наклонилась к перебирающему бумаги отцу.

– Доброй ночи, дорогая. – Он дал ее губам прикоснуться к своей щеке и в ответ тоже поцеловал ее нежный румянец. – Я уезжаю в семь утра. Еще несколько встреч с независимыми депутатами, буду искать их поддержки. Так что можем опять не увидеться. Но я обязательно запишу тебе видео во время дороги.

Марии хотелось отменить все его бесконечные встречи, сломать машину, уволить водителя, разбить вертолет и побыть вместе с отцом целый счастливый день, пока свора помощников и заместителей не починит машину, не найдет новых водителей и отреставрирует вертолет. Затем повторять это ежедневно и гулять вместе в парках, посещать выставки, галереи, смотреть бессмысленное кино в залах новой реальности. Слетать вместе на любимый курорт в южных тропиках, созданный по образу и подобию старых экзотических островов с высокими пальмами и кокосами на каждом шагу, как рисовали это огни огромной рекламы на перекрестке Ленинградки и переулка Балтийской, возле китайского ресторана. Бегать по мягкому пляжу, взметая голыми пятками нежный белый песок, строить из него замки, города и целые вымышленные миры. Общаться в паузах между весельем и наслаждением, лениво смакуя бегущее время, остановить его ход, растворив в соленой воде океана. Поехать в заповедник «Сибирь», купив место в ближайшей очереди на посещение Ленских столбов, восстановленных в первозданной красе, проплыть по реке на рассвете, увидеть каменный блеск могучей зари, отраженной не гладким стеклом небоскребов, а живым величием горных пород, и тогда уж поговорить о самых обычных житейских вещах.

Но вместо бескрайних просторов природы до самого горизонта и радости общения с близким ей человеком Мария имела лишь постоянно ограничивающее ее время, дающее на встречи жалкие полчаса перед сном через день, а то и намного реже. В таких стесненных обстоятельствах она не могла вспомнить все, что хотела сказать отцу, не могла заставить себя расслабиться и наслаждаться моментом. Это казалось безнадежной, дикой борьбой за каплю общения против воли всесильного Хроноса.

Без всякого удовольствия Мария ушла от отца в тихую спальню, ждавшую свою любящую хозяйку в конце анфилады бессмысленных комнат на втором этаже. Яркий свет коридора тускнел при виде идущей девушки, охраняя ее сонливый настрой. Белые двери собственной комнаты встречали ее открытыми нараспашку и захлопнулись, как только она вошла. Она бросила сумку на мягкую кровать бескрайних размеров, сняла сапфировый плащ и стянула легкие сапоги. Маленький бесшумный пылесос сразу принялся убирать возможно принесенную с улицы грязь. Мария бросила в гардероб свою уличную одежду, освободив стесненное тело. В ближайшей к кровати стене находился проход в помещение с сотнями вешалок и полок для обуви, где она могла чувствовать себя в безопасности, наслаждаясь легкостью открытого тела и огромным выбором личной одежды. Большие стены-купе по кругу и выдвижные с боков зеркала позволяли чувствовать себя как в лучших примерочных ЦУМа. С той лишь разницей, что здесь можно было ходить раздетой сколько душе угодно.

Кружиться в вальсе и любоваться собой не хотелось, давила то ли усталость, то ли осознание уходящей бархатной юности, после которой придется поддерживать красоту лишь постоянным трудом. Она равнодушно осмотрела себя с разных сторон и поймала себя на мысли о том, как хорошо людям, которые почти не стареют. Этим новым фантастическим индивидам не страшна дряхлая кожа и потускневший лик смерти. Но также и неведомо чувство божественной радости проживания своих дней. Она не представляла, что творится у них в голове и особенно в душе, если такая имеется. Она с жалостью относилась к тем, кому суждено повидать чересчур много вещей, усвоить непомерное количество знаний и работать не покладая рук до великого суда, если он, конечно, наступит раньше, чем поедет уставшая крыша. Относилась к ним лишь как к одному из миллионов человеческих экспериментов, которыми неустанно прокладывается дорога в светлое будущее.

А теперь они с заботой о людях просят издать этот новый гуманный закон. Мария не знала, радоваться ей или бояться. К счастью, нужно было думать о куда более важном вопросе. Она схватила почти не просвечивающийся белый халат, выбежала в просторную спальню и нырнула в шелковистые волны мягкой постели, на которой лежала ее аккуратно закрытая сумка. Покачавшись на колеблющемся тугом матрасе, она вытащила с самого дна сэтчела тот самый аптечный пакет, разбросав при этом несколько ненужных вещей, скатилась с кровати и побежала в ванную комнату. Мягкая ворсистость ковра сменилась гладкостью кафельных плит. Сверкающий пол с подогревом не давал мерзнуть голым пяткам, встроенный туалетный гарнитур сливался со стенами физически и визуально, но светился при этом молочно-голубым лунным светом, отражался в широком зеркале, визуально увеличивающем объем и без того немаленькой комнаты. Над полукруглым джакузи включился шумящий душ, напомнив о недавнем дожде. Он должен был очень быстро настроить нужную температуру.

– Выключить душ! – рявкнула Маша.

Опять воцарилась полнейшая тишина, в которой девушка слышала только собственное дыхание и – громогласным эхом – биение своего сердца. Она посмотрела в зеркало и нажала на отражение своего носа пальцем, подчеркнув для себя раздражавшую с детства курносость. Большие глаза отражались бледными кругами между подкрашенными ресницами, они уставились на замученную хозяйку безжизненным взглядом сжавшихся от света зрачков в изящной зеленой оправе. Стеклянная копия глядела на живое лицо с высокими скулами, красными от усталости щеками, тонкими линиями бровей и маленьким торчащим носом, который нравился многим пристававшим к ней в школе парням. Губы с резкими линиями, как у отца, но налитые однако куда больше, манили к себе, как мотыльков, падких до сладкого молодых людей. Тонкая шея скрывалась в тени каштановых волос, завитыми прядями стремящихся к манящим плечам, их аккуратно подрезанные концы играли на свету спеющим переливом, навечно плененные гладью стекла. Из глубин отражения смотрела абсолютно другая девушка, слишком красивая, чтобы быть настоящей, словно вышедшая из сказки о Белоснежке, обманутая лестью говорящего зеркала.

– Выключи фильтры! – сказала Мария. – И больше никогда так не делай.

Но вернувшийся после этого ее изначальный живой внешний вид оказался не слишком убогим, она все еще была привлекательной. Тогда девушка вынула из спрятанного в стене ящика салфетки для снятия макияжа и стала тщательно, даже с излишним усилием тереть ими уставшее лицо. Под единственный в ванной звук собственного дыхания она пыталась убрать остатки напускной красоты, избавиться от маски позерства перед миром высокой моды. Мария удалила несмывшуюся тушь уголком банного полотенца, хотя на корзине для грязного белья в нескольких метрах позади лежала целая куча махровых платочков, специально предназначенных для подобных нужд. Девушка пользовалась всегда одним, самым большим и удобным, с мягким бархатным ворсом, из которого делали шерсть элитным домашним животным. Вечно пушистые и озорные, они никогда больше не огорчали детей своей неожиданной смертью. К искусственно созданным питомцам все уже привыкли. Теперь привыкали к «новым» людям.