Елена Долгова - Геония. Центурион. Мастер Миража. Предсказатели

Кого-то били обезумевшие горожане. Кое-кого расстреливали на месте солдаты. Уцелевшие участки полнились арестованными – избитые люди, скученные в тесных помещениях, страдали от духоты и жажды, стонали, бранились, проклинали и власти, и мятежников. Узники сидели на полу вплотную, плечо к плечу, локоть в локоть – невозможно было не то, что лечь, но даже вытянуть ноги. Запах в арестантской стоял такой, что даже далекие от эстетики стражи порядка предпочитали с крепкой сигаретой в зубах коротать тревожные часы на улице.

Взбесившуюся толпу остановили на самой границе административных кварталов, улицы попросту завалили мешками с песком, по подходившим слишком близко стреляли на поражение. Сенат заседал в растерянности, бледное лицо председателя собрания дергал нервный тик – шестидесятилетний президент Барт мучился неизвестностью, еще не зная о том, что его дочь, молодая госпожа Барт-Эллиан, супруга авиационного магната, вместе с детьми сгорела в машине, не успев отъехать от ворот разгромленного особняка и на двести метров. Барт казался глубоким стариком, под глазами набрякли мешки, широкие ладони мелко дрожали. Зал заседаний шумел, кто-то неловко примерял шлем пси-защиты, в дверях не скрываясь, стояла сумрачная охрана.

– Что это? Скажите мне, Барт – что происходит?

Президент тяжело, враз погрузневшим телом обернулся к соседу по скамье. Светлые, пронзительные, слезящиеся глаза сенатора Миллиана встретились с потускневшими глазами друга.

– Это псионики, Милли. Мы слишком долго делали вид, что их боль, смерть и их вечный соблазн попросту не существуют. Теперь пожинаем плоды и получаем урок. Они идут – идут за нами…

– Я не хочу умирать! Чего они хотят, Барт?

Президент покачал крупной, с проседью головой:

– Пока нам нужно просто держать удар. Выпрямите спину, дружище. Какая разница? Чего бы они ни хотели – для нас с тобой, Милли, это уже ничего не изменит…

Миллиан сцепил тонкие пальцы, не замечая, что ломает тонкое тельце позолоченного карандаша.

– А обычные люди? Мы разрешили стрелять в невменяемых безумцев… Мы убийцы, Барт.

Президент махнул рукой и отвернулся, грузные плечи его бессильно обмякли. Свободные помещения Дворца продолжали заполнять отступающие, перепуганные солдаты.

«Заседание растерянности» длилось шесть часов, оно закончилось ничем, шум беспорядочного боя уже врывался в широкие окна Калинус-Холла. Парламентеры повстанцев не пришли – их и не ждали. Еще через два часа враг сменил тактику, мелкие группы сенсов, прикрываясь пси-наводками, крышами и канализационными шахтами просачивались сквозь оборону конфедеральной жандармерии. Удары наносились прицельно – по неугодным лицам, уцелевшим узлам коммуникации, патрулям.

Сбитые с толку конфедераты впервые увидели врага в лицо – нередко псионики умирали на месте, не выдерживал изношенный мозг. Такие тела опознавали легко – по прижатым к вискам или глазам скрюченным пальцам – сломанные мукой куклы в липкой, кровавой уличной грязи. Ужас обывателя был так велик, что торопливые прохожие далеко огибали даже трупы. В эти смутные, проклятые часы возродились старинные суеверия – люди прижимали к телу самодельные талисманы, по бумажке шептали давно забытые заклинания против колдовства. Кое-кто из самых предприимчивых наспех приторговывал и тем и другим. Замкнутая в себе Пирамида, гнездо новорожденного хаоса, молчала – ее огибали и шествия безумцев, и отряды пси-боевиков.

Но в сердцевине Департамента все еще теплилась жизнь.

– Советник, откройте…

Егерь прислушался к осторожному полушепоту за запертой дверью.

– Кто это?

– Кравич.

– Кто?

– Инспектор Фил Кравич, пятнадцатый отдел.

Наблюдатель, царапая сталью паркет, отодвинул в сторону от двери увесистый сейф и впустил гостя – высокого, широколицего, веснушчатого парня.

– Садитесь, Фил. Не надо субординации – сейчас мы все равны и все в дерьме. Я не предлагаю вам кофе – у меня пересох кран.

– Воды нет во всем крыле. У меня осталась минералка – вот.

– Кажется, я вас помню?

– Я участвовал в проекте покойного Хиллориана, охранял сенсов из его команды. Вам налить?

– Оставьте себе. Вы разбираетесь в электронике, Фил?

– Немного. Систему мне все равно не починить, ее выключили с центрального пульта – прямо из кабинета шефа. Дверь там блокирована изнутри. У меня слабенькие пси-способности, до боевого сенса далеко, но кое-что и я могу. Так вот… Там глухо – глухо, опасно и погано. Внутри кто-то есть. Я не верю, что это Фантом – старик не мог учинить такой дряни.

– Вы правы, Кравич. Мне не дает покоя желание выбраться наружу. Я обошел наш ярус – ни единой щели. Разве что открыть окно и спуститься по внешней стене… Как вам такая авантюра?

– Простите, советник, слом шеи гарантирован, здесь холерски гладкая стена, стекло первосортное, куски большие и гладкие, скажите спасибо этой шельме, архитектору Финтиану. Мы с вами, как крысы в садке.

– Картина невеселая… Ого!

– Что такое?

– Смотрите на монитор.

Кравич повернулся и уставился на внезапно оживший экран. Система, включенная на одностороннюю передачу, демонстрировала всем желающим худощавую фигурку, бледное большеглазое и большеротое лицо Аналитика.

– Я никогда не любил эту тощую сволочь.

– Тихо, послушаем, что он скажет.

Аналитик откашлялся, опущенные глаза придавали юношескому лицу обманчивое выражение застенчивости – на самом деле он попросту бегло читал текст с положенного на стол листочка.

«Братья по долгу. Час настал! Я, консул обновленной Каленусии, обращаюсь к вам – настало время восстановить нарушенную справедливость. Коррумпированный режим Конфедерации предал нас, лишив естественных прав…»

– Разум и Звезды! Что он несет? Стиль гадостный.

– Тихо, Кравич… Тихо. Это только преамбула.

«…Мы приняли решение свергнуть горстку тиранов, обрекших нас на медленное умирание. Кто не с нами, тот сам себе выносит приговор. Мы – сверхлюди будущего, прочим нет места в истории…»

– Я не знал, что Аналитик у нас шизофреник. Это он про кого несет?

– Про сенсов и для сенсов. Вы зря смеетесь, Кравич – такое может найти отклик у неудачников.

«…решайтесь – момент настал. Всем, обладающим пси-способностями и лояльным к новому руководству Департамента следует собраться в секторе ноль. Предатели, агенты, паникеры будут уничтожаться на месте…»

Монитор угас – Систему снова отключили. Егерь увидел, как мгновенно посерело, осунулось и постарело лицо инспектора Кравича, жестко прорезались морщинки в уголках рта.

– Мне лучше уйти. Закройте за мною дверь и задвиньте ее поплотнее и больше для меня не отпирайте.