Елена Демченко - Зоопарк

Страх и жалость к себе вновь охватили меня. Господи, почему я? За что? Как больно. Надо что-то делать. Почему я здесь? Они ставят какой-то эксперимент. Или я просто зверь, попавший в клетку, и они водят своих детей в зоопарк посмотреть на диковинную штучку. Надо показать им, что я не просто зверь, я могу мыслить. Медведь тоже может мыслить. Кто бы сомневался. Но разве нас это останавливает? Что же делать? Что-то всё же отличает меня от медведя? Надо показать им , что я не просто животное. Господи, почему я?

Опять появились шоколадные пудинги. Ходили, смотрели. Я тоже сидел и смотрел на них. Ушли, ничего не сказав, ничего не сделав. Наверное, всё-таки это зоопарк. Тогда почему не видно других животных? Мамочка, забери меня отсюда, пожалуйста. Где же ты? Сердце замирает, и опять текут слёзы. Когда же это кончится?

Попадая в чужую страну, не зная языка, всё равно чувствуешь себя среди своих. Люди думают так же, как ты, и значит с ними можно объясниться. Как договориться с большим и сильным пудингом? Надо показать, что я выше, чем медведь. Объяснить им, что знаю кое-что об устройстве Вселенной: Солнце, вокруг него движутся девять, нет, десять, нет, всё-таки девять планет, наша третья, третья от Солнца. Надо им это рассказать, можно нарисовать.

Если бы со мной был ещё кто-нибудь, было бы легче. Может быть, наш мир исчез, взорвался, и больше нет никого, остался один я во всей вселенной. Опять слёзы. Как жаль себя.

Появилась еда. Может, объявить голодовку? Я и так страдаю, а голодным это будет просто невыносимо. Такой потрясающий аромат. Вкуснейшая лапша. Съев половину, я сообразил, что из лапши можно сделать спасительный рисунок. Я стал выкладывать на полу барельеф из теста. Это занятие меня так увлекло, что, подняв голову, я вздрогнул, увидев рядом своего мучителя. У меня неплохо получилось: Солнце с лучиками, девять кругов-орбит, вместо планет я уложил кусочки картофеля, а Землю отметил морковкой. По-моему, инопланетянина заинтересовал мой рисунок. «Я хочу домой!» – закричал я, тыкая пальцем в морковку. Постояв ещё немного, наблюдатель исчез. Он понял, он отпустит меня. В этом не может быть никаких сомнений. Сейчас он расскажет своим, что я такой же, как и они. Они же не станут держать в клетке брата по разуму. Они пригласят меня к себе в дом или поведут прямо к правительству (кто у них там: сенат или король). Извинятся. Я стану героем. С этого момента начнётся новая эра в истории человечества.

Так было приятно лежать на мягком тёплом полу. Чувство глубокого удовлетворения владело мной. Я сделал то, что должен был сделать человек . Медленно темнело. Я, засыпая, мечтал о судьбе вселенной. Мне приснился солнечный берег и тихое прозрачное море. На пляже отдыхали люди, и я был каждым из них: и всей командой, играющей в мяч, и маленькой, задумчиво улыбающейся девочкой, стоящей у края воды и накручивающей на палец длинный локон. Я был всем этим счастливым и радостным миром, который вдруг вздрогнул, покачнулся и полетел в чёрную бездну. Меня, как волной, накрыл ужас, но это не был обычный страх, скорее трепет перед чем-то (или кем-то) великим. Ужас и восторг. Я проснулся.

Моё нынешнее жильё преобразилось. В углу стояли стул и стол с завтраком, и большая кровать, из-под которой нагло выглядывал белый с розовым цветочком эмалированный ночной горшок. Что это могло значить? Понимать ли мне появление мебели как знак примирения, или они хотят показать, что мне не стоит суетиться и убеждать их в своей разумности, они и так всё прекрасно о нас знают, если уж им известно, на чём мы привыкли спать. И значит я всего-навсего медведь для зоопарка, и нет никакой надежды на спасение. Я вспомнил, как совсем недавно мечтал о встрече двух цивилизаций и услышал истерический хохот. Это смеялся я, упав навзничь, раскинув руки и глядя в тусклое белое небо, я хохотал и не мог остановиться. Через некоторое время со смехом вышло из меня моё отчаяние. Я вдруг успокоился и пошёл завтракать.

Я лежал на кровати и смотрел в бледно-жёлтое безмолвие. Может, это всего лишь декорации. Если бы я был не один. Любой человек рядом с тобой заставляет быть активнее. Ты начинаешь спасать его, спасая себя. Надо что-то делать. Я вскочил на стол и ещё раз попытался достать до потолка. Стена уходила в самое небо. Попрыгав немного на столе, я опять улёгся на кровать. Странно, но тогда я не думал о том, что будет, если я вырвусь из этой прозрачной клетки. Что ждёт меня за упругим стеклом? Ведь там чужой, неизвестный мне мир, который, по существу, та же клетка, только больших размеров. Я не встречу за этими стенами людей, я не знаю, как жить в этом мире. Отчего же так сильно желание вырваться за пределы моего нежного аквариума? Вряд ли это стремление наружу можно объяснить только клаустрофобией.

Я потерял счёт дням (для чего Робинзон Крузо считал дни?). Я то бился в стену, то лежал на кровати и строил фантастические планы побега, но чаще я в полном отрешении смотрел на белое небо. Отчего оно такое тусклое, словно закрыто матовым стеклом? Может, это и не небо, а огромный купол.

Неужели это конец? Жизнь закончилась. Что ж, наверное, то, что я должен был сделать в этой (нет, в той) жизни, я уже сделал. И что я сделал? Да ничего. И жизнь прошла, как взмах крыла большой и вольной птицы. Ха, я тут ещё стихи начну сочинять, или я это где-то слышал. Как тяжело. И опять, уже в сто двадцать первый раз, комок подступает к горлу, и ручьём текут слёзы. Я оказался большой плаксой.

Периодически мимо проплывали чьи-то тени, но я уже не обращал на них внимания. Тусклое, глухое, непреодолимое одиночество поглотило меня. Иногда я вдруг обнаруживал себя сидящим на кровати, раскачивающимся в такт какой-то неведомой силе. Я вспомнил медведя, которого видел в детстве в зоопарке. Он стоял в тесной клетке и раскачивался, переваливаясь с ноги на ногу. Я долго стоял напротив медведя, а он, не замечая меня, всё раскачивался и раскачивался. Может, я превратился в того медведя?

Избавление пришло неожиданно. Однажды я проснулся от мощного толчка. Как будто весь мир вздрогнул, и я полетел с кровати. Сонный, покачиваясь, я попытался встать на ноги, но новый, ещё более сильный толчок кинул меня в сторону, и я почувствовал, как утопаю в вязкой, текучей стене. Вынырнув, я покатился по земле и врезался во что-то пушистое. Ещё не зная, что случилось, я оглядывался вокруг и ничего не видел. В голове шумело, под ногами дрожало. Я не понимал, что происходит, но одно я осознал сразу: я на воле . Я вывалился из своей клетки, и теперь надо бежать. Скорее. Подальше от этого места. Бежать. Бежать.

Я бежал по твёрдому оранжевому песку к сине-зелёной полосе на горизонте. Мне казалось, что я бегу час, два, целую вечность, но не приближаюсь к заветной цели. За мной гнались. Я слышал за спиной чей-то топот и тяжёлое дыхание. Я боялся оглянуться и бежал к лесу, почему-то решив, что там моё спасение. В изнеможении я падал на горячий мелкий песок и ждал, что вот сейчас коричневая беспощадная масса навалится на меня. Вернуться обратно в клетку было бы невыносимо. Этот неожиданный безумный глоток свободы (лишь позже я понял, что это была ещё не свобода) пробудил во мне что-то, что не позволит теперь мне жить в неволе. Я почувствовал себя диким зверем, который будет драться за свою свободу, пока не погибнет сам. Я вопьюсь в них зубами, перегрызу им глотки (или что у них там есть), но никогда не вернусь обратно.