Борис Омский - Хищник в России

– Как живешь? – не поднимая глаз, спросил Терешкин.

– Ничего вроде бы, живу помаленьку.

Может, разыгрывает? Щеткин недоуменно посмотрел на острый полковничий нос, набрался храбрости и напомнил:

– Я, собственно, по поводу телефонограммы.

– Знаю, – Терешкин глухо кашлянул, поднял глаза и, глядя куда-то мимо Щеткина, шумно вздохнул. – Тут, видишь ли, такая петрушка. Зарубила тебя Москва, на своей кандидатуре настояла. Да что я тебе рассказываю, сам читай.

Щеткин принял сколотые скрепкой листы приказа. Прочитав, растерянно взглянул на областного заместителя по кадрам и еле слышно выдавил:

– От ворот, значит, поворот.

– Да не переживай ты так, – попытался успокоить его полковник. – Из списка кандидатур на выдвижение тебя никто не исключал. Ты в нем на первом месте. Наш, так сказать, главный резерв. Потерпи годок. Через год, клянусь, твой перевод в управление обязательно оформим. Кстати, у тебя же дочка в выпускной класс пошла. Зачем ей из школы в школу в ответственный момент скакать. Не ровен час, троек нахватает или и того хуже…

Потрясенный Щеткин пришибленно молчал.

«Попробуй, выдержи этот год, – думал он. – Целый лишний год изо дня в день видеть самодовольную рожу Челнодарова. Из боязни поссориться и нажить в его лице опасного врага закрывать глаза на то, как он проворачивает за твоей спиной свои делишки. Формально обладать полной властью, фактически же делить ее с другим лицом. Прямо как евнух в гареме султана!»

От обиды и злости Щеткин побледнел как покойник.

– Эй, ты чего? – будто сквозь вату донесся до него взволнованный голос кадровика. – Валосердинчику накапать?

Подполковник с трудом вышел из прострации.

– Не надо, я в порядке.

На столе противно затренькал телефон.

– Щеткин? Да, здесь. – Протянутая трубка чуть не уперлась подполковнику в подбородок. – Бери же, тебя Матвейчук разыскивает.

Щеткин заторможено повиновался. В последний момент все-таки сработал условный рефлекс на начальство. Он нашел в себе силы приободриться и относительно жизнерадостным голосом поздоровался с заместителем начальника управления.

– Ну, Фигаро здесь, Фигаро там, попался все-таки! Я в его хозяйство названиваю, а он под боком, в кадрах, сидит. Спасибо, секретарша твоя подсказала, где шефа искать, – на одном дыхании выложил историю его поисков Матвейчук.

– Мне к вам зайти? – кротко спросил Щеткин.

– Не суетись. По телефону объяснимся. К себе когда собираешься?

– Собственно, уже собрался.

– Прекрасно. К тебе сегодня человек подъедет и кое о чем попросит. Ты уж не откажи, войди в положение. – И не дожидаясь ответа, Матвейчук повесил трубку.

Правильно, чего рассусоливать? Приказ начальника – закон для подчиненного. Щеткин не солдат-первогодок, этот аз военной науки давно усвоил. Естественно, усвоил. А все равно обидно, когда тобой, как рядовым на плацу, командуют…

Прощаясь с Терешкиным, Щеткин от расстройства неловко подхватил кейс. Грустный перезвон стекла привлек внимание Терешкина. Проводив кейс немигающим взглядом до самых дверей, он смачно сглотнул слюну и со вздохом сожаления изрек: «М-да».

От Терешкина Щеткин поплелся в туалет. Наклонившись над умывальником, долго бросал в лицо пригоршни холодной воды.

Боже, как не хотелось возвращаться домой!

Скоты! Он им подарки, угощения, услуги, а они… Взять того же Матвейчука. Превратил его учреждение в кормушку для себя и своих прихлебателей. Чуть что, к нему. То деталюшку им выточи, то досок дай. Привыкли «на шару», а ему выкручивайся, списывай. И вообще, на кой было Терешкину его сюда вызывать? «Осчастливил» бы по телефону и баста. Нет, устроил, недоносок, одноактную драму с валосердинчиком.

Щеткин достал из кейса бутылку, свернул пробку и прямо из горлышка в один присест выдул граммов двести пятьдесят ее янтарного содержимого.

Исправительное учреждение №2 находилось в шести километрах от поселка Майский. Щеткин приказал шоферу, не заезжая домой, везти его туда. У административного корпуса, расположенного вне охраняемой зоны, подполковник вышел из машины. Никого не встретив, поднялся на второй этаж.

В приемной за обитым пластиком заграждением сидела его личный секретарь Светлана Махоркина.

– Привет, – мрачно поздоровался с ней Щеткин.

– Ой!.. – только и успела воскликнуть та.

Развитию диалога помешал снабженец Кулаков. Из окна он увидел Щеткина и тотчас бросился на перехват.

– Валерий Петрович! На станцию прибыл капроновый шпагат, из него у нас овощные сетки в первом цеху плетут. Надо вывозить, а завгар машину не дает. Я ему объясняю, что производство простаивает, а он, мол, ему все по… – Кулаков посмотрел на Светлану и запнулся.

– Работнички, вашу мать! – раздраженно проворчал подполковник, входя в кабинет в сопровождении горячо дышащего ему в затылок Кулакова. – Стоит отлучиться, и колония превращается в сборище разгильдяев. Совсем на голову сели. Никто без няньки ничего сам сделать не может. Скоро из нужника ко мне бегать будете с просьбой за вами дерьмо смыть.

Он поднял трубку внутреннего телефона.

– Бирюлев! – на весь кабинет командно грохотнул его голос. – Если через час машина не уйдет на станцию, я твою ж… на ленточки порежу и отдам в цех вместо шпагата. Понял?..

Едва Кулаков убрался, как впорхнувшая в кабинет Светлана нависла над столом шефа. Ее и без того короткая юбка бесстыже поползла вверх, обнажая пухленькие, аппетитные ножки до невероятных высот.

– И почему это мы такие официальные сегодня? – промурлыкала она.

– Тошно мне, Светка. Кинули меня с переводом. Как последнего фраера кинули.

Художественно подрисованные глазки округлились, их прозрачная прибрежно-морская зеленца сменилась тревожной темнотой океанских глубин.

– Как же так, Валерик?

– Вот так…

У Щеткина запершило в горле. Он отвернулся от Светланы и уставился в потолок.

– Да плюнь ты на этот перевод. – Пальчики с лакированными ноготками коснулись реденьких белесых волос начальника. – Я, например, рада, что ты остаешься. Будем видеться ежедневно. Целоваться, миловаться. Или, может, управленческое кресло c некоторых пор стало для тебя важнее наших отношений?

Жена не шила Щеткину лишнего, обвинив утром в супружеской неверности. Семь месяцев назад на дне рождения заместителя по воспитательной работе майора Железняка подполковник, одурманенный обильной выпивкой и вызывающе обозначенными узкой одеждой прелестями Светланы, не устоял. Отношения между начальником и его новым секретарем в течение вечера вышли за рамки служебных. С тех пор Щеткин страдал раздвоением личности. Одно его «я» тянуло к бурной, богатой острыми ощущениями и свежестью чувств романтике полигамных отношений, второе в диаметрально противоположное направление – к тихим семейным радостям и душевному покою единобрачия.