Игорь Григорьян - Иллюзия вторая. Перелом

Тогда всё существующее поступит к тебе в услужение, когда ты, словно художник, пишешь свою собственную картину. Когда ты скульптор, безостановочно высекающий свою скульптуру.

Тогда твои новые, приобретённые уже в бытие черты обязательно станут доступными тебе спустя всего лишь какое-то время – станут доступными автоматически, а время это необходимо только на осознание и принятие своих новых качеств, а значит – и принятие нового себя.

И точно так же, как ребёнку необходимо время, чтобы встать на ноги – тебе необходимо точно такое же время на осознание своей мощи, на принятие своей безграничной силы.

Тебе необходима энергия знания и принятия.

Тебе необходима энергия понимания – энергия самого времени…

И только один процесс творения – единый процесс, неразрывный – он доступен тебе всегда!

Он, но не его результат!

Результат просуществует всего лишь миг, тогда как сам процесс сможет питать тебя вечно. И эта вечность будет не человеческая, не ограниченная временными рамками жизни человеческого тела, эта вечность будет вселенская, где по необъятному закону творения и накопления опыта – вечно – значит – вечно, и нет в этом слове никакого намёка на временность, а есть только одно утверждение – вневременности, бессменности, бессрочности – утверждение бесконечности и необозримости.

Зачем тогда тебе глаза? Важны ли они на этом этапе? Так ли уж они необходимы?

Нет!

Один лишь опыт, один процесс, одно искусство!

Безрукое и безглазое, безухое, безносое искусство!

Не сама картина, не сама скульптура – они так и остаются доступными всего лишь твоему взору, твоему такту и твоему восприятию, но процесс их создания – вот что определяет саму вечность.

Да и сам человек, в принципе, не в состоянии обладать ничем, не в состоянии ничего присвоить. Ничего, что бы не являлось им самим!

Таков его дар и его же проклятие – творить и отпускать, отрезая от себя по частям и распространяясь этими частями по всему миру; творить, распыляя себя в пустом пока ещё пространстве и заполняя это пространство своей собственной плотью; творить, заливая отпущенное ему время своими действиями и наполняя своей кровью все существующие пустоты и впадины – как временные, так и пространственные; творить, сглаживая их остро сшитые края и затупляя опасные, колючие вершины…

Ведь затупить торчащий, острый камень на своём пути нельзя ничем другим, кроме как своей плотью, а заполнить ущелья и впадины получится только лишь с помощью собственной крови.

И натыкаясь на острое, ты неизбежно оставляешь на нём куски своего тела – но лишь для того чтобы тут же обрасти новым мясом – ярко-красным, свежим и вкусным, дерзким, сильным, выносливым.

И наполняя своею кровью ущелья и впадины ты растекаешься по всем вершинам, чтобы на одной из них, громче всех тебя зовущей, наконец-то скинуть с себя нелепые одежды, оставив в пришитых карманах все свои надежды и чаяния.

И тогда, освободившись от ненужного тебе более балласта, став нагим и свободным, ты поднимешься ещё выше – поднимешься прямо по воздуху, не по камню – по воздуху, который уже не может тебя ранить, и поднявшись даже выше него, выше воздуха, ты поймешь, что выжить – не самое главное.

Самое главное – сохранить.

И сохранить себя – это одно, а выжить – иногда совсем противоположное.

Так и получается, что «ничего» и «пустота» – это слова-антонимы. Ничего – это ничто, пусто, но пустота – совсем наоборот – это уже что-то, это уже какое-то вмещение внутрь. Это уже начинка.

Пустота олицетворяет собой подготовленное к привычной нам жизни бытие, а пусто – воплощает его изнанку, его обратную сторону – небытие. Впрочем, и то и другое – лишь часть общего процесса. И то и другое – лишь полосы на шкуре зебры, и не имеют они ни начала ни конца.

Бытие. Небытие.

Материя. Антиматерия.

Время. Время вспять.

В окончательной сумме всего со всем всегда будет ноль и в этом нуле будет заключен смысл, который так алчно ищет мыслящий человек.

Смысл, который так бережно хранит философ.

– Бесполезно, – Артак был спокоен, и казалось, чего-то ждал, – бесполезно. Зрение здесь бесполезно. Только чувства. Чувства и действия. Только они здесь что-то значат. Только они способны осветить хоть немного этого пространства и, кто знает, возможно, тогда глазам станет светло и ясно. Или, хотя бы, станет немного яснее чем сейчас. Нам подходит любой вариант.

– Я не могу понять что вокруг, – Агафья Тихоновна говорила прямо в темноту, не зная где находится дракон, – пустота или ничего нет?

– Вы считаете это важным?

– Конечно, я считаю это важным. Ничего нет – это ничего нет, это ничто, абсолютный вакуум, это смерть всего материального. Если хотите – даже не смерть, а противоположность всего материального, ничто – это физика наоборот, это анти физика и удаляющийся цифровой ряд, бегущий в обратном направлении. А пустота – это уже закладка, это уже заполненное и готовое к употреблению ничто, пустота – это поле, на котором может произрастать нечто физическое и осязаемое человеком, нечто привычное для людей и их глаз, – акула вертела головой, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, – понимаете разницу?

– Да, я понимаю, – Артак шумно и мысленно вздохнул, – как раз я и понимаю.

На одно мгновение Агафье Тихоновне показалось что он немного разочарован или даже раздавлен навалившейся на него тьмой.

– Где он сам? Его нет тут, с нами?

– Он без сознания, – дракон повторил свои же слова, – и именно поэтому так темно. А мы с вами всего лишь жильцы в здании, выстроенном его сознанием. Его сознание, его мысли, его собственный мир и есть наш дом. И в нашем доме сейчас выключили свет. Или даже не так, – Артак на мгновение задумался, – не просто выключили свет! В нашем, полностью электрифицированном доме сейчас полностью исчезло само электричество. Исчезло как факт, исчезло как материя, исчезло как физическая величина.

– Но разве мы сами не являемся чётким и недвусмысленным указанием на наличие этого самого сознания? Ведь вы сами, Артак – не что иное как его мысли – и вы есть, вы существуете, не так ли? А раз вы никуда не пропали, то существует и основа этого самого сознания – вы – ведь мысль – это прежде всего способность этого самого сознания выражать себя, мысль – это его способность вывернуть себя наизнанку. А наизнанку можно вывернуть лишь только реальные вещи, не так ли? – Агафья Тихоновна немного помолчала и закончила:

– И я – его речь – точно такая же способность того же самого сознания, но уже в вербальной, и поэтому, иногда в несколько искажённой, по отношению к мыслям, форме. Я правильно всё понимаю? – Агафья Тихоновна говорила размеренно, в полной и непроглядной темноте, и от этого её голос звучал несколько зловеще.