Исайя Хэссел - Убожество

– Так долго… – в тихом шепоте старика слышится самый разный спектр чувств, от отчаяния до недоверия.

Старик вновь впал в ступор, но в этот раз совершенно по-иному. Ему все еще трудно соображать, но сейчас, после того как он услышал эту страшную цифру, его мозг работал так быстро, как только мог. Что-то смущало его в этой цифре. Пятьдесят лет… пятьдесят… так долго. Здесь что-то не так, но что?

– Сколько мне лет? – спросил старик, так ни разу и не моргнув за последнюю минуту.

– Сто восемь.

– Сколько? – снова старик задается этим вопросом.

И снова Август повторяет ему, хотя старик и так понял с первого раза:

– Сто восемь.

Старик замолчал. Ему не только нечего больше сказать, но он и не может. Это слишком много для него. Сто восемь… так долго не живут. Старик понимает, что находится на грани истерики, нервного срыва. К глазам уже подступили слезы, нос заложило, голос срывается, но он не может остановится. Ему еще нужно узнать так много информации…

– Мы всегда были одни?

– Нет, нас было много. Больше пяти сотен человек, – отвечает Август и, опережая следующий вопрос старика, продолжает. – Остались только вы. Все остальные умерли от старости, болезней, иногда несчастных случаев. Жизнь под землей наложила свой отпечаток на каждого.

– Почему мы оказались здесь?

– На сегодня достаточно вопросов.

– Ты умалчиваешь, ты что-то скрываешь от меня! – в очередной раз старик обвиняет Августа.

– Это действительно так, – признается Август. – Постепенно я все расскажу, но я не могу рассказать вам все одним днем. Я здесь для того, чтобы заботиться о вас, а не для того, чтобы каждый день доводить до нервного срыва. Вы ведь каждый день задаете мне одни и те же вопросы, а потом забываете это.

– Ты говоришь не правду!

– Я говорю правду. И я и так рассказал сегодня гораздо больше, чем планировал.

– Мне не нужна твоя забота! – в голове старика слышится обида.

– Еще как нужна. Виталий, вам пора спать. Вы слишком сильно разнервничались. Завтра мы продолжим наш разговор, и я обещаю, что расскажу больше, чем сегодня.

Старик действительно устал. Напоминание об этом стала словно пощечиной, после которой глаза начали закрываться против воли.

– Завтра… – пробормотал старик. – Завтра…

– Завтра, – подтвердил Август и помог старику улечься.

Он укрыл его всеми одеялами и выключил свет. Старик мгновенно уснул.

Машина остановилась, и водитель заглушил мотор. Однако человек, сидящий на заднем сиденье, не спешил из нее выходить. Он сидел, сильно запрокинув голову назад и, закрыв глаза, о чем-то напряженно думал. Его молчаливая неподвижность затягивалась, и водитель начинал нервничать, не зная, что ему дальше делать. Он напряженно наблюдал в зеркало заднего вида за своим пассажиром, стараясь не пропустить ни малейшего движения. Казалось, будто человек на заднем сиденье уснул или даже потерял сознание. Последние несколько часов он вел себя сильно напряженно и вот словно впал в ступор, который продолжается уже больше пяти минут. Тревожить своего пассажира водитель долго не решался. Однако, они ехали сюда не для того, чтобы просто постоять на месте. Они приехали на очень важные переговоры и, к тому же, уже значительно опоздали.

– Виталий Викторович? – осторожно позвал водитель, когда напряжение стало уже невыносимым. Им нельзя надолго задерживаться на одном месте, а они уже стоят здесь больше пятнадцати минут.

Виталий Викторович соизволил открыть глаза и после этого тяжело вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы его сегодня не трогали. Чтобы у него была возможность спокойно посидеть в своем кабинете, попить кофе, а может даже виски, после чего можно было бы снять с себя надоевший галстук, закинуть ноги на стол и расслабиться. И теперь он здесь, сидит и предается мечтам, как можно дольше откладывая самый неприятные переговоры за последние… даже трудно сказать за сколько лет. За годы, за десятилетия. На самым деле, это не так важно. Гораздо важнее то, что Виталий совсем не хотел туда идти. Однако, ему придется. Это необходимо. К тому же, без охраны. Он не выходил в люди без охраны уже несколько десятилетий, а сейчас ее даже в здание не пустили, чтобы она досмотрела всех находящихся внутри и убедилась, что здание не заминировано. Когда он узнал о недопуске охраны, Виталий хотел оказаться, но ему приказали. Приказали рисковать своей жизнью и ради чего? Ради каких-то переговоров, которые вряд ли к чему-то приведут. Как Виталий опустился до такого? Ведь все было хорошо еще год назад. Почему так быстро все изменилось?

– Виталий Викторович? – вновь и еще более осторожно позвал водитель. – Мы на месте, – теперь в его голосе звучала нервозность.

– Я знаю, – недовольно отвечал Виталий Викторович и повторил еще раз уже для себя с горечью в голосе. – Я знаю…

В салоне автомобиля повисло молчание. Виталий все так же не спешил выходить. Он вновь закрыл глаза, и водитель снова уставился на него в зеркало заднего вида, не смея больше нарушать покой своего пассажира, терпеливо ожидая дальнейших распоряжений. Время шло, каждая лишняя секунда была риском, а он все ждал, молча постукивая большими пальцами по рулю, так, чтобы стуку не было слышно. Водитель нервничал не меньше Виталия. Он так же знал, что рядом нет охраны, что их оставили совершенно без прикрытия и поэтому им нельзя долго оставаться на одном месте, и ему кажется, что это предупреждение они нарушили еще десять минут назад. И весь этот риск просто так… никто не ждал никаких прорывов. Это невозможно. Водитель так и не убрал ногу с педали, готовый в любой момент запустить мотор и сорваться с места, хотя и совершенно не представлял с какой стороны могла быть опасность и что она могла из себя представлять. Нападение разъяренной толпы? Террористический акт? Обстрел машины от других недоброжелателей и конкурентов?

После тяжелейшего пятиминутного молчания, которое накалило воздух в салоне словно в духовке, Виталий Викторович наконец зашевелился.

– Значит пора?! – то ли вопрос, то ли утверждение, обращенный то ли к водителю, то ли к самому себе.

Отвечать на этот вопрос стало бы не лучшим решением в карьере водителя, как и пытаться повторить то, что они уже прибыли на место. Лучше просто молчать, ни кивать, ни даже двигаться. Можно было бы сказать, насколько они опоздали, но и тут решение сохранить благоразумное молчание казалось самым верным.

– Я готов, – сказал Виталий.

Водитель среагировал мгновенно. Он вышел из машины и быстрым шагом обошел ее, чтобы услужливо открыть дверь своему начальнику. Человек на заднем сиденье продолжал медлить до самого последнего момента. Он неспешно вышел из машины, медленно, можно даже сказать, лениво. При всей нерасторопности он не терял при этом своей манерной походки и отточенных движений, которые должны были говорить всему миру какое важное место он в нем занимает. И Виталий Викторович действительно был уверен в себе, как бы сильно ему не хотелось идти на эти переговоры, и даже несколько побаиваясь их, он все равно казался непоколебим и самоуверенным. Внешне он показывал себя хозяином положения, хотя внутри прятался страх и неуверенность.