Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна

Из старых времен до нас дошли легенды про осиновый кол. В этих легендах всё глупости, кроме одного: хорошо заточенное и закалённое дерево поражает не хуже, чем железо, а где-то даже и лучше. Почему лучше? Кол причиняет колото-рваную рану, с глубоким и широким раневым каналом. Из-за того, что рана рваная, а по стенкам её канала ткани тела ещё и размяты, эта рана срастается не так легко, как колотая или резаная, нанесенная гладким и отточенным железом. Кол в сердце — надежный способ обездвижить стригу, а носить при себе деревяшку закон не запрещает. Одним словом, если у вас есть возможность носить серебро — выбирайте широкий клинок, лучше всего типа «воловий язык». Если железо — то стилет или простую заточку. Если дерево — то длинный кол, замаскированный под трость. Но помните главное — стрига даст вам только один шанс. Так что первый ваш удар станет последним, если вы его не обездвижите или не убьёте…

Практические занятия начались с раннего утра, ещё в сумерках. Хеллбой выгнал на пробежку всю группу, правда, застать врасплох ему удалось только одного Антона. Босиком по мокрому песку, вдоль линии прибоя, с подскоками и приседаниями по команде — занятия с Энеем и Костей сразу показались Антону баловством. Пробежка закончилась у дерева, на котором… да нет, успокоил себя Антон, не может это быть висельником. Это… Это…

— Свинья? — выдохнул он.

— Она самая, — согласился Костя.

— Купили вчера в деревне, — объяснил почти не запыхавшийся Эней.

У Антона подкатило к горлу.

Свинья была подвешена на крюк за позвоночник и «улыбалась горлом». Никаких других повреждений на ней не было — Хеллбой, видно, не хотел потрошить наглядное пособие.

— Свинья, — пояснил Хеллбой, — по расположению внутренних органов очень близка к человеку. И по весу мы выбирали такую, чтобы затянула на средних размеров мужика. Кровь спустили, конечно, чтобы грязь не разводить. Жаль, пластикат взять негде. Лучше тренировки нет, чем на пластикате.

— Пшепрашам, на чём? — поинтересовался Игорь.

Десперадо скривился — то ли презрительно, то ли брезгливо.

— Пластикат, — сказал Эней холодно, — это труп, ткани которого пропитаны специальным раствором — от разложения и окоченения. На пластикатах тренируются врачи… и СБшники.

— И некоторые террористы, — пробормотал Игорь.

— Раньше тренировались. Теперь они используют муляжи.

— Профанация, — сморщился Хеллбой. — Только тело реагирует как тело. Помнишь, Анджей, те два пластиката, которые мы с Ростбифом спёрли в анатомичке? — мечтательно спросил он.

— Как же не помнить, — по-прежнему холодно ответил Эней.

— А вот скажи мне — на свинье такой же класс покажешь?

Эней пожал плечами, закрыл глаза и протянул руку. Хеллбой вложил в его ладонь нож рукоятью вперед, Мэй и Десперадо раскрутили за плечи.

— Давай! — крикнул Хеллбой, качнув тушу свиньи. Эней остановился в том месте, где застиг его крик, увернулся от туши, чуть отклонившись назад — и отступил. Движение руки заметил один Игорь — для всех остальных нож окрасился кровью вроде бы сам собой. Хеллбой остановил раскачивание «пособия» и подозвал всех посмотреть на аккуратную дырку.

— Вот то, о чём я говорил. Удар в солнечное сплетение, с продавливанием стенки живота, снизу вверх. Клинок пробил желудок, диафрагму — и кончиком достал до сердца.

— Откуда вы знаете? — удивился Антон. — Рана же закрыта.

— Направление и глубина удара, — сказал Игорь. — Конечно, можно и на анатомический дефект напороться, но это редко бывает.

— Точно, — согласился Хеллбой. — Ты, малый! Возьми нож и попробуй попасть куда-нибудь. Кто попадёт лучше всех, получит самый вкусный кусок шашлыка.

Свинья оказалась… упругой. В конце концов, Антон всё же вогнал нож снизу вверх в какую-то щель и даже — по словам Хеллбоя — задел лёгкое. Нож, впрочем, застрял, а свиная туша, качнувшись на крюке в обратную сторону, сшибла Антона с ног.

У Игоря вышел другой конфуз. Он, видно, слишком долго смотрел на антоновы мучения, решил приложить лишнее усилие — ну и оказался по запястье в свинье. Кровь из нее, как выяснилось тут же, выпускали небрежно. По мнению Игоря, это было следствием некоторых особенностей происхождения свиньи, забойщиков и Хеллбоя.

— Тут ребёнок, — заметил Костя.

— Тебе не кажется, что это отдаёт некоторым ханжеством — стесняться крепких слов при ребёнке, которого учат убивать? — проворчал Игорь, но ругаться перестал.

Костя единственный не осрамился. То ли помогла деревенская сноровка, то ли армейская подготовка, но он пырнул покойную хавронью точно в печень.

— Молодец, — сказал тренер. — Вот ты её и съешь.

— Что, всю? — спросил Костя.

— То, что останется.

Поскольку свинью пыряли (по выражению Кости — «куцьку кололи») больше часа, доля Кости оказывалась раз от разу все меньше. Наконец, свиное брюхо не выдержало особо удачного удара, разошлось, и внутренности вывалились наружу, повиснув на брыжейках.

— И когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его, — прокомментировал Костя. Антон понял, что есть этот шашлык не будет.

Но к вечеру голод и аромат оказались сильнее. Тем более, что Хеллбой загонял всех до упаду, каждому назначив индивидуальную программу: велел Энею натаскивать Игоря на работу с двумя кодати, Антона — в паре с Мэй наколачивать друг другу мышечный корсет (Мэй ворчала, кажется, что ей слишком приходится стараться его не убить — или он неправильно её понял?), а с Костей начал заниматься сам, когда Эней объяснил ему главную Костину проблему. Но предварительно гуру от киля до клотика оплевал саму идею бойца, которому нельзя убивать.

— Он — супер, — тихо сказал Игорь Энею.

— Да. До приступа алкогольного психоза.

— А когда случится сие знаменательное событие?

Эней пожал плечами.

— Бог знает.

Усталый Антон совсем забыл, что ему нужно сфальсифицировать ещё одно стихотворное письмо к Мэй — но Игорь напомнил. Камень, ножницы, бумага. То есть бумага, перо, стихотворение. И как человек, который так обращается с ножом, может писать такие глупости…

Поправка: мог. Примерно в Антоновом возрасте. Я бы, наверное, ещё не то писал, если бы влюбился в эту… как её Игорь зовет — Черную Жемчужину? Хотя… попадались там интересные места, как бы там Игорь ни ёрничал. «Хвала тебе, Солнце, вепрь-одиночка, встающий утром из трясины ночи». Но, увы, там, где был смысл, рифма, как правило, хромала на все четыре ноги. И, соответственно, там, где была рифма — не наблюдалось отчетливого смысла. Но, подумал мудрый Антон, девушкам такие вещи нравятся. Должны. И, напрягши все силы, он выдал на-гора второе письмо, которое Игорь тем же порядком подкинул в комнату спящей Мэй Дэй.