Вячеслав Панкратов - Бумажный Голиаф

Доктор Мэлфи продолжила говорить, «изучая записи»:

– В 18 лет после школы Мартин поругался с отцом. Брать кредит на учебу, как поступили вы, Бобби, он отказался категорически, выстроив теорию о том, что все это заговор правительства и экономическое рабство. Потом все стало… не очень хорошо.

Бобби даже немного фыркнул от формулировки, но тут же извинился и продолжил говорить сам.

– Работал он то тут, то там, рано женился, завел ребенка, потом пропадал куда-то, развелся и выскакивал, как черт из табакерки» с новыми и новыми проблемами: какие-то долги, кредиты, разбитые машины, взятые напрокат без страховки…

– В 24 года, когда вы заканчивали Калифорнийский технологический, ваш брат Мартин Тук первый раз попал в клинику и серьезно пролечился от алкогольной зависимости. Родители оплатили лечение со своего пенсионного счета. Следующие шесть лет, пока вы, Бобби Тук, становились топовым аналитиком и сменили две корпорации, ваш брат Мартин Тук сменил два десятка работ. С его слов, его везде недооценивали, к нему не прислушивались, работа становилась все тупее и тупее, ни о какой технике и управлении людьми речь не шла вовсе. Других навыков или каких-то творческих способностей у Мартина не было.

Бобби молчал. Живой терапевт перед тобой или ИИ-терапевт, методы остаются одними и теми же. Говорить, все как есть и дать увидеть картинку со стороны. Бобби помогал брату деньгами, выручал из мелких передряг с помощью нанятых адвокатов, пока ему все это не надоело. Отлежавшись пару дней на диване у родителей или в общежитии у Бобби, Мартин снова пускался в подвиги, свалив на ближайшем поезде.

– Сейчас вам, как и Мартину, 30 лет. Вашего отца не стало. Пенсионный план позволил маме жить безбедно, она перебралась к своей старшей сестре в Сан-Диего и с головой ушла в возню с ее внуками… – терапевт отложила блокнот в сторону. – Он взрослый, самостоятельный человек, Бобби. Почему и зачем вы хотите ехать с ним?

Бобби только пожал плечами. Мартин Тук оставался незакрытой задачей в его уникально организованной голове. Он прокручивал хорошо известные ему факты снова и снова, пытаясь найти обоснование интуитивному решению об участии в жизни Мартина.

– Еще в самом начале нашей с вами работы, несколько лет назад, вы разобрались с чувством вины, с некоторыми обидами и комплексами.

«Интересно, как они так моделируют голос терапевта, что ее прямо хочется слушать?» – подумал про себя Бобби.

– Мне казалось, что я уложил в систему собственные мотивы и четко уяснил, что вмешиваться в жизнь брата без явной просьбы с его стороны нельзя. Шесть лет последствия и люди говорили в один голос, что «нельзя вмешиваться без запроса системы». Запроса от Мартина не было и нет, но я все равно понимаю, что это… нужно сделать. Точнее даже не понимаю, а знаю и пытаюсь найти этому хоть какое-то понятное другим людям объяснение.

– Вам кажется, что вы сейчас поступаете правильно для себя, Бобби?

Аналитик Бобби Тук молчал. Все его годы подготовки, которые легли на благодатную генетическую почву и взошли в его голове правильным набором аналитических навыков, сейчас давали сбой.

Отправиться с Мартином в это неожиданное большое путешествие ощущалось как очень правильное, системное решение. Показать ему, для чего имеет смысл работать и зарабатывать деньги, что можно увидеть своими глазами здесь, в Америке, даже не поднимаясь на борт океанского корабля, чтобы попасть в Европу или куда-то еще дальше.

– Я уверен… Я был уверен, что любые разговоры о прокрастинации, увиливание от работы, лень и другие не направленные на результат действия являлись только следствием. Следствием того, что у человека нет большой цели.

– К вам ли этот запрос, Бобби? При всей правильности логики и построений должны ли именно вы вмешиваться в его жизнь? Что это? Гордыня? Стремление «починить человека»?

– Мне особо все равно, какую из десяти заповедей или четырех принципов я тут нарушаю…

«Я тут нарушаю…».

– Продолжим в следующий раз? – доктор Дженнифер Мэлфи все-таки была высокоточным, пусть и искусственно созданным инструментом терапии.

– Да, пожалуй. Спасибо, до встречи, доктор Мэлфи.

Бобби отключился, снял очки и вернулся домой в Сиэтл.

…

До прихода Милы оставалось менее получаса. Бобби Тук так и не знал, как объяснить своей невесте решение, которое принял его замечательный аналитический мозг: отправиться в круиз со своим братом Мартином.

Понимая, что вот-вот пойдет по кругу в своих рассуждениях, Бобби включил на стареньком классическом ресивере интернет-радио. Было в этом забавном ритуале из эпохи до «большого замедления» что-то успокаивающее. Интернет никуда не делся. Скорости передачи данных продолжали расти. Радио окончательно перекочевало в сеть и… ничего особо не изменилось.

Ведущие шутили и пытались по утрам разбудить сонных людей на работу. Реклама, что на радио, что по телевизору, выключалась оплатой премиум-аккаунтов, все, как и было. Медиа, а точнее, потребность и возможность человека получать потреблять информацию никуда не делась. Скорость потребления информации заметно не увеличивалась и не уменьшалась. И было в этом что-то такое, что задавало настоящий, обычный, нормальный ритм жизни. Ритм обычной человеческой речи становился своеобразным универсальным метрономом, который отсчитывал секунды и минуты гораздо лучше, чем скорости транспорта или передачи данных.

Бобби включил радиоканал одного ставшего внезапно знаменитым несколько лет назад медиапроповедника. Говорили, что Проповедник Си был самым обычным пожилым семьянином из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса. Что у него, как и у многих людей, в тот день, когда упали самолеты и началась эпоха «большого замедления», погиб кто-то из родных. Скорее всего, это были его дети, хотя сам Проповедник Си не любил об этом говорить. Он просто вышел в эфир маленькой интернет-радиостанции и стал говорить в эфир таким же людям, как и он сам, о том, что жизнь изменилась, но идет дальше.

Пока телеканалы и политические аналитики вопили о новой кибератаке России на США, пока до всех дошло, что самолеты упали по всему миру, и это не атака одной страны на другую, Проповедник Си много часов подряд просто говорил в эфир спокойные и понятные людям вещи.

Может быть, Си и не был Проповедником, но за несколько лет, пока люди пытались прийти в себя и перестроится на новый ритм жизни, ритм, в котором больше не было скоростей более девяносто шести километров в час, Си стали слушать несколько десятков миллионов человек по всему миру.

Его слушали даже те, кто никогда не ходил в церковь и не был сколь-угодно религиозным человеком. Проповедник Си выходил в эфир не по расписанию, а когда было что сказать. Когда получал по почте вопрос, на который хотел ответить. Или когда ощущал, что ему есть что сказать в поддержку людей, вокруг которых рушился привычный им мир скоростей. Он ни разу не произнес обвинений в адрес секты Gensoku, которая взяла на себя ответственность за падение самолетов в тот день. Он ни разу после не обвинял правительства, которые проигнорировали требования секты Gensoku и не закрыли небо после первых ста самолетов, которые упали на землю в Азии. Но Си говорил об обычной, простой жизни, которую многие из нас утратили в погоне за скоростью. И его слушали.