Андриан Ладан - Энэр

Выйдя в коридор, Кузя увидел лежащего Яруллина, мозги которого стекали по стене.

– Вот так просто? – спросил себя Кузя, глядя на поверженного врага.

Послышался топот ног по лестнице. Кузя щёлкнул выключателем – в камере свет погас, но осталась гореть лампочка в коридоре. Удар руки сшиб лампочку и вновь напомнил о сломанных пальцах: напомнил не болью, а их ватностью. Коридор должен был погрузиться во тьму, но Кузя всё видел в каком-то зеленоватом свете. Он видел, как тело Яруллина передёрнулось в конвульсиях, как в коридор вошли несколько человек и, блуждая глазами, позвали: «Товарищ полковник». Один из них приказал принести фонарь, но Кузя уже шёл им навстречу. Жажда расквитаться угасала с каждым наказанным, но Кузя не оставил без внимания ни одного оказавшегося рядом. Он уже старался не действовать правой, от которой росло ощущение мокроты. Росла и тошнота от всего происходившего.

Когда Кузя добрался до «проходной», раздался сигнал тревоги и затрещала автоматная очередь. На миг подумалось: «Это всё!», – но очередь оказалась как будто холостой.

Стрелявший дежурный остался вмятым в стол, за которым спрятался, а Кузя подошёл к большому окну, за которым стояли в рост подполковник и майор, глядя расширенными глазами. Стекло, скорее всего, было пуленепробиваемое, но рассыпалось даже от левого кулака. Подполковник и майор стреляли вместе, но участь кулака нашла и их.

Тошнота росла, мутило, вновь накатила кровь во рту.

Кузя уже думал покинуть заведение, но вспомнил про Серого.

Ключи ото всех камер нашлись быстро. На каждом ключе был выбит номер. Погасив в коридоре свет, Кузя открыл первую попавшуюся дверь и сразу увидел Серого, стоявшего возле двери и блуждавшего взглядом. В камере было много обитателей. Кузя высыпал к ногам Серого все ключи и, ничего не сказав, пошёл на выход, опасаясь, что идущих за ним могут расстрелять. Но за ним пошли не сразу, в темноте ощупывая ключи, и никто больше не стрелял.

Тёмными проулками Кузя выбрался за город. Ему становилось всё тошнее и тошнее. Перед глазами плыли круги, а за кругами качались деревья и дома. Он отплёвывался накатывавшей кровью.

«Рёбра… Сломанные рёбра пронзили легкие», – пришла догадка.

Кузя намеревался пройти по мосту, но река поманила с такой силой, как жаждущего в пустыне. Сойдя по бетонному склону, он вошёл в воду, но так и не ощутил её телом, однако стало чуть легче. Словно в забытье, он лёг на воду, как на райское ложе, и стал смотреть на звёзды. Веки отяжелели, глаза закрывались, но Кузя силой открывал их, любуясь звёздами.

– Спасибо, Бо! – поблагодарил он.

«Нежели годы потом лежать, коли силёнку кому покажешь», – как будто пришёл ответ.

Не ощущались ни боль, ни холод. Кузя лежал на воде, глядя на звёздное осеннее небо, а течение легонько несло его. Когда звёзды зарябили под слоем воды, это уже нисколько не удивило: вода так и не коснулась лица, а дыхание оставалось свободным – свежим, убаюкивающим. Кузя закрыл-таки глаза, но, почти физически, продолжал ощущать, что вокруг него вода. От всего спектра сознания остался крохотный лучик ощущения, и всё…

Шло время. Было то светлее, то темнее, но лучик ощущения определял лишь прижавшееся дерево, ил, покрывавший вокруг, да мельтешение рыб. Стало темно надолго, а лучик надоедливо говорил об одном и том же.

Прозвучал какой-то сигнал, и Кузя открыл глаза. Было темно. Тошнота прошла. Кузя обрадовался, что сознание включилось полностью, устав… очень устав от надоедливого лучика. Подвигал пальцами. Потом – ногами и руками. Взметнулась муть, приоткрыв видимость, – подводный мир оказался зеленоватым, как и некогда виденный коридор. Поднявшись во весь рост, Кузя слегка ощутил течение и опёрся о дерево, но подгнивший топляк рассыпался.

– Сколько времени прошло? – вякнул Кузя.

Перед глазами возникло трёхзначное число.

– Это минут или часов? – уточнил Кузя вслух, и число погасло.

Но тут же вспомнился долгий, утомительно долгий лучик сознания.

«Как же я столько времени без еды и без воздуха?!» – удивился Кузя и вдохнул полной грудью.

Под водой дышалось легко и приятно свежо.

«Если прошло столько дней, то должна быть весна. Какое было число?» – задумался Кузя.

Он помнил дату рождения сына, но последовавшие трагичные дни были смазаны в сплошную череду.

– Какое число? – прошептал Кузя, раздумывая…

Перед глазами засветилась надпись: «Введите дату».

– Ладно, с тобой мы ещё разберемся, – ответил Кузя, и надпись погасла.

Взмахнув руками, он поплыл к поверхности.

Была ночь, но небо уже слегка посветлело. Выходя из воды, Кузя оглядел себя: он шёл в серебристом скафандре.

– Откуда это?! – удивился он, но сразу догадался: – Костюмчик!!!

В ночном лесу тоже всё виделось в зелёном свете. Бросилось в глаза, как отчетливо видны птицы, спрятавшиеся в листве, и улавливаются траектории летучих мышей. В чащобе Кузя лёг на землю, дав волю размышлениям.

Мысли метались от судьбы детей до обязанности перед Бо. Разговор с Бо вспоминался обрывками. Кузя понимал, что был обречён умереть, но Бо не дал этому свершиться. При этом Бо говорил, что он не Бог, а сам Бог живёт в горах.

– Если они меня спасли, то я должен служить им, – решил Кузя и снова стал вспоминать, что обещалось.

Мысли, чередуясь, снова вернулись к детям: «Как найти? Как заботиться, оставаясь в скафандре? Как будут смотреть люди? Как отнесётся полиция? Ищут ли? Не опасно ли всё это для детей?»

– Найти бы Бога и спросить его, что делать, – пришёл к новому решению Кузя, но снова осёкся: – Как найти, если Он ведёт скромную жизнь?

Вспоминалось, что растит пшеницу и детей… Да мало ли таких?!

«В далёких горах», – пришло на ум.

«Да будь хоть в ближних, то всё равно не обойти!»

Рассвело. Кузе надоело лежать, и он решил размяться. Поднимаясь, удивился: на нём был рваный, истерзанный полицаями спортивный костюм, а скафандр исчез, хотя ощущения остались прежними.

«Значит, он виден только ночью!» – догадался Кузя, вспомнив, как исчезла перчатка.

«И только мне», – словно добавил кто-то.

Движение доставляло удовольствие.

Сначала – бег на месте. Потом – упражнения, заученные в армии. Отжимания тоже удивили: не чувствовалось никакого напряжения мышц, но прыжки на месте удивили ещё больше: скафандр подпрыгивал всё выше и выше. При этом Кузя заметил ещё одно: в полёте время замедлялось, позволяя вовремя отбиваться от разлапистых веток.

Решив пробежаться, Кузя снова обнаружил массу возможностей. Сначала он увеличивал длину каждого шага, а потом уже перепрыгивал в беге отдельно стоящие деревца, всякий раз зрительно поднимая планку. Так, с тренировками, обнаруживались всё новые и новые возможности скафандра. Деревце, сломавшееся от случайного удара, напомнило о стекавших мозгах. Кузя заволновался, не придётся ли снова провести год в реке, но вспомнившаяся фраза «здоровым встанешь» успокоила. Ведь, встав здоровым, уже не навредишь себе до такой степени, как было.