Дмитрий Колосов - Воин

Бог тьмы молча стоял у небольшой щели окна, затем резко повернулся к Тенте. Зловещая маска его была как всегда безжизненна, но в глазах плескалась злоба. Злоба была столь ощутима, что Тента против своей воли вздрогнула. Ариман заметил это и поспешно отвернулся.

— Я недооценил его и проявил безрассудное благодушие, поддавшись на твои уговоры, — произнес он безжизненным, похожим на скрежет металла голосом.

Ариман и вправду жалел, что позволил нэрси уговорить себя и отпустил Скилла из подземного судилища. Правда, что он рассчитывал, что скиф погибнет в Синем, Серебряном, в крайнем случае, в Золотом городе. Тогда он думал, что ничего не потеряет, доказав Тенте, что он нуждается в ней и готов ради нее на многое. А он и впрямь был готов отдать за ее любовь почти все, за исключением, может быть, власти. Еще он не мог отдать за нее жизнь, но это было не в его воле, ибо он был бессмертен.

Это было странное чувство, не посещавшее его целую вечность. Бог тьмы не нуждался ни в любви, ни в жалости. Его питали злоба и ярость, заставлявшие бешено колотиться медленное сердце. И вдруг оно содрогнулось от чего-то непонятного, почти похожего на… Он не любил это слово, он почти боялся его. И в чувстве, посетившем холодную душу, было больше нежности, чем страсти. Это была странная нежность, скорей отеческая; нежность к никогда не существовавшему и вдруг обретенному ребенку. Эта нежность сочеталась с нежностью к женщине — хрупкому созданию, существующему исключительно по его прихоти, и любящему его. Не поклоняющемуся, готовому жертвовать жизнью, а именно любящему.

Понимание этого пришло внезапно — в тот миг, когда Тента, рискуя жизнью, вдруг стала на его защиту и вступила в схватку с дэвом. Что ж, слуги обязаны жертвовать жизнью ради спасения господина. Это нормально. Но внезапно он почувствовал, что боится за нее. Боится! Он, не думавший ни о ком, кроме себя многие тысячелетия! И невероятна была ярость бога, спешившего на помощь той, которая внезапно вошла в его сердце. Дэвы разлетались во все стороны, словно комки пустынного лишайника, когда он пробивался к нэрси. Схватив придавившего ее монстра, он бросил его о скалу с такой силой, что скала раскололась надвое. Он взял девушку на руки и взвился в воздух, а потом залил поляну плазменной волной, уничтожая всех и вся. И тут же помчался в свой замок.

У девушки была сломана рука, но серьезных повреждений не было. Он нежно гладил больное место своим мертвенным дыханием, пока кость не срослась, а рана не затянулась. Оставив все дела, он просидел у ее постели два дня и две ночи, ни разу не сомкнув век. Впрочем, он был бог и не нуждался во сне. Но все равно — потратить столько драгоценного времени на ничтожное создание, которых он сотворял тысячами — это было удивительно. Когда Тента открыла глаза, быть может, впервые за многие века, он улыбнулся. Не оскалил зубы в жестокой улыбке, а именно улыбнулся. Он был счастлив и нельзя было не понять этого. Конечно же, она поняла. Он сам дал ей в руки власть, которой она с тех пор умело пользовалась, но никогда не злоупотребляла. У нее было очень умное сердце, и она чувствовала ту грань, перед которой нужно остановиться. Она рискнула переступить ее лишь однажды, прося за скифа. Он понимал, как трудно ей было отважиться на подобную просьбу, и не посмел отказать, хотя должен был это сделать.

Женщины всегда приносили ему только горе — вольно или невольно, — но бог тьмы позабыл об этом. Он даже помягчел сердцем, хотя этого также не стоило делать. Смешно, он был готов петь серенады ночью, хотя ночь была слишком ценна для него, чтобы тратить ее на серенады.

Он даже не устоял перед ее просьбой снять маску.

— У тебя красивое лицо, — сказала Тента, — и шрам ничуть не портит его. Почему ты скрываешься под этой ужасной маской?

— Для того, чтобы люди не знали, что у меня есть лицо. Ведь я бог. Бог, объемлющий половину мира. А у бога множество лиц или одна маска.

— Покажи мне свои глаза, — попросила тогда нэрси. Он отрицательно покачал головой. — Не хочешь? Но почему?

Он не ответил. Тента была настойчива.

— Если любишь, покажи!

— Нет, — усмехнулись жестко очерченные губы. — Именно потому, что люблю.

Ему показалось, что она поняла.

Да, это чувство пришло к нему очень не вовремя. Слишком много было дел. Парса, Эллада, Восток, Запад, козни тайных врагов и вставший наперекор Воин. И Тента. А теперь еще и этот чертов скиф. Напрасно строя свой мир, он дал клятву играть по его правилам. И он не мог преступить эту клятву, потому что дал ее себе. А теперь это создавало много трудностей.

— Ты что-то сказала? — Ариман повернулся к нэрси.

Лицо Тенты слегка дрогнуло.

— Ты убьешь его?

Бог ответил также вопросом, в котором сквозила болезненная ревность.

— Выходит, он все-таки тебе небезразличен?

О, как ему хотелось услышать: да, безразличен. Но ответ был уклончив.

— Он был добр ко мне.

— Я знаю. — Ариман вздохнул и посмотрел в магический кристалл — фигурки как раз входили в ворота замка. — Боюсь, мне придется это сделать. Он отнимает у меня то, в чем я сейчас более всего нуждаюсь — время… И тебя, — добавил бог тьмы после короткой паузы.

— Так отправь его куда-нибудь подальше — в Скифию или Киау. Или опять к сфинксу. Ведь ты можешь сделать это.

Ариман покачал головой.

— Нет. Это выходит за правила игры. Я уже даровал ему такую возможность. Теперь я могу даровать ему лишь смерть. И хватит об этом. Отправляйся в свои покои.

Тента поняла, что спорить бесполезно. Она прикусила губу и вышла вон из залы. Ариман прошептал ей в след.

— Великий Разум, как она похожа на ту… — бог оборвал фразу на полуслове.

Та, о которой он вдруг вспомнил, была в далеком прошлом. В таком далеком, что для живущих сейчас людей оно даже не было прошлым. Бог прожил мириады лет, их хватило бы на сотни жизней. Но настоящей оставалась лишь та, когда он еще не был богом, и когда он мог любить. Он был один из тех, кто жил былым, и в этом была их общая беда. Уж слишком сладким было это былое, что порой хотелось закрыть глаза и не открывать их, погрузясь в грезы. Наверно, потому Ариман старался не спать. Ведь в снах всегда является прошлое.

— Как же она похожа!

Ариман телепатировал в сознание слуг и начал отдавать приказания. Бой должен был быть кратким. Неотложные дела требовали присутствия бога тьмы на равнинах Фессалии.

Им дали войти, чтобы не гоняться по скалам за каждым в отдельности, а уничтожить всех разом. Им не только дали войти, но и указали путь, которого следовало придерживаться. А в конце пути ждала смерть…

Сквозь медные ворота, гостеприимно распахнувшиеся пред ними, пятерка отважных проникла в огромную залу, невероятно великолепную, отделанную камнем черных тонов. Пол этого громадного помещения был выложен серебристыми и черными плитами шлифованного гранита, колонны высечены из столбов серого мрамора, а стены и потолок покрывал слой густо-зеленого нефрита. Эта зала, нареченная Ариманом ночной, служила местом торжественных приемов, устраиваемых владыкой тьмы в ночь полнолуния. В ту заветную ночь она бывала заполнена таинственными гостями, прибывшими со всех четырех сторон света. Средь них были и люди, и нелюди: земные, подземные и воздушные, и даже существа неземного происхождения. Бывало шумно, и гости поднимали кубки за здравие владыки тьмы…