Дмитрий Колосов - Воин

Верный своим обещаниям Мардоний не заставил себя долго ждать. К храму подскакали несколько всадников. Признав в одном их них Мардония Демарат вышел из-за деревьев. Вельможа увидел его и тут же спрыгнул на землю. Они двинулись навстречу друг друга и обменялись взаимными приветствиями.

— Надеюсь, я не опоздал?

Для ария Мардоний был весьма вежлив. Но Демарат прекрасно понимал, что подобный тон предназначен лишь для него, человека, который нужен вельможе и который признан им равным по отваге и происхождению.

Мардоний был сыном Гаубарувы, одного из самых влиятельных парсийских сановников, участвовавшего в злополучном походе Куруша на массагетов, и дочери Дария Артозостры. Достигнув зрелого возраста, он сочетался браком с одной из дочерей Дария, приходившейся ему одновременно двоюродной теткой. Подобные браки не считались среди арийской знати зазорными, а, напротив, всячески поощрялись. Кровь и семя сверхчеловека должны были оставаться в племени, а не подпитывать своей энергией обреченные на вымирание народы.

Как и отец Мардоний успел стяжать военную славу. Он считался лучшим парсийским полководцем. Войска, возглавляемые Мардонием, покорили Фасос и Македонию. Лишь две нелепых случайности — жестокий шторм, раскидавший парсийский флот да жестокая рана в бедро, полученная Мардонием в суматошном бою с бригами — воспрепятствовали осуществлению планов покорения Эллады. Мардоний был вынужден вернуться в Парсу. Вполне вероятно, что именно его отсутствие позволило аттическим эллинам нанести тяжкое поражение парсийскому войску под Марафоном.

Отпустив охрану взмахом руки Мардоний предложил Демарату пройти в храм.

— Здесь небезопасно. У Артабана везде глаза и уши. Храмовые жрецы позаботятся о том, чтобы наш разговор остался тайной.

Демарат не стал возражать и последовал за персом. У входа в храм их поджидал невысокий человек, прибывший вместе с Мардонием. Надвинутый на голову капюшон и скрывающая нижнюю часть лица повязка не позволяли увидеть лицо незнакомца, свободные складки длинного, почти до пят, плаща прятали очертания фигуры.

— Подожди нас в храме, — велел Мардоний. Его спутник слегка склонил голову.

Все трое вошли внутрь святилища. Восточный храм Ахурамазды был известен тем, что в жертвеннике горел неугасимый огонь. Ослепительно чистое, не дающее ни копоти, ни дыма, пламя вырывалось из беломраморной чаши жертвенника. В природе не было травы или Дерева, сгорающих столь прозрачным пламенем. Это был высший огонь, рождаемый Космосом и Землею.

Храм был практически пуст. Лишь несколько служек-гербедов с завязанными, дабы не осквернить священного огня, тряпицами ртами сидели вокруг жертвенника, сосредоточенно созерцая гудящее пламя. Спутник Мардония разложил поставленный у стены коврик и сел рядом с ними. Сам вельможа в это время шептался с облаченным в белый халат жрецом. Проницательные глаза служителя Ахурамазды стремительно перебегали с Мардония на Демарата. В конце концов он кивнул и показал рукой вглубь храма, где виднелась небольшая дверь.

Вернувшись к спартанцу, Мардоний шепнул:

— Мы сможем спокойно побеседовать во дворике храма. Наставник проследит за тем, чтобы нас не побеспокоили. Когда будем проходить мимо священного огня, будь любезен, прикрой рот рукой.

Демарат поступил так, как велел перс. Прикрывая ладонью рот, они проскользнули мимо жертвенника, и вышли в огороженный со всех сторон высоким каменным забором двор храма.

Здесь властвовал стойкий сладковатый запах. Человека, непривычного к смерти, могло замутить. Но Демарат, повидавший на своем веку немало жестоких схваток, остался внешне спокоен, хотя, если честно признаться, и ему стало немного не по себе от увиденного.

Место, в котором они очутились, служило для погребения трупов. Погребения по арийскому обряду. Арии не устраивали погребальных костров и не хоронили своих покойников в землю. Роль могильщиков у них исполняли звери. Иногда дикие, а в данном случае собаки, посвященные Ахурамазде. Арии считали собаку единственным чистым животным. Всех остальных зверей надлежало убивать, но страшная кара ожидала того, кто хоть ненароком обидел собаку.

Два десятка огромных, грязно-серых, безобразного вида псов лежали в дальнем углу дворика. Ближе к храму были распластаны на земле несколько трупов. Конечности и головы их были придавлены камнями, чтобы собаки не растащили кости и не осквернили таким образом землю. Время от времени одна из жутких псин лениво поднималась на лапы, подходила к ближайшему трупу и вырывала из него кусок мертвой плоти. Насытившись, она возвращалась на прежнее место.

За происходящим наблюдал специальный жрец — вестник смерти. Как только собаки объедали с трупа большую часть плоти, он отправлялся к родственникам умершего, которые жили вблизи храма на специально построенном постоялом дворе. Все эти дни, что покойник находился в храме, они считались нечистыми. Им было запрещено омывать руки и лицо, а пищу, нанизанную на деревянные палочки, им подавали прямо в рот гербеды. Приход вестника смерти воспринимался с огромным, но тщательно скрываемым облегчением. Теперь они могли забрать останки умершего, предать их земле и, пройдя недолгую очистительную процедуру, вернуться в свои дома, но требовалось много времени, иногда целая луна, прежде чем псы Ахурамазды очищали кости от скверны.

Стараясь не вдыхать глубоко, чтобы не засорить гнилостными миазмами легкие, Демарат процедил сквозь зубы:

— Ну и местечко ты выбрал!

— Зато здесь нас никто не подслушает.

— Да, это уж точно! — Спартанец с отвращением фыркнул. — Ну, говори, зачем звал?

— Когда ты в последний раз был у царя?

— Вчера.

— И он, конечно, не принял тебя?

— Так и есть. Артабан отказал мне в аудиенции, заявив, что царь занят важными государственными делами.

— Потаскухами в своем гареме! — воскликнул Мардоний.

Демарат промолчал. То, что легко сойдет с рук родственнику царя, может стоить жизни изгнаннику.

— Если не предпринять никаких мер, наш план рухнет, — продолжал Мардоний.

— Что я могу предпринять, вельможа? Я беглец и не имею ни воинов, ни богатства, ни связей.

— От тебя этого и не требуется. Все это имеем я и мои сторонники. Мне нужны твои меч и отвага.

— Это единственное, что у меня осталось. Ты можешь располагать мною как пожелаешь.

Мардоний испытующе посмотрел в глаза спартиата.

— Я иногда поражаюсь тебе, царь Демарат. Я отнюдь не склонен считать тебя подлецом и предателем, но как ты можешь желать бед своей родине! Неужели обида на людскую глупость и неблагодарность сильнее любви к родной земле?

— Это непростой вопрос, вельможа. И я отвечу так. Я иду с тобой лишь потому, что верю: преданные прочими эллинскими государствами Афины, что из гордости развязали эту безумную вражду, падут, а Спарта договорится с царем Парсы. И одним из условий этого договора будет мое возвращение в Лакедемон.