Марк Москвитин - С мечтой не прощаются

Пошли в кают-компанию.

– Полезли… – буркнул Тим. Все гдянули на вытянувшийся примерно по горизонтали дверной проём. Амбурцев взял микрофон.

– Пассажиры! На корабле опасности нет. Всем приготовиться к невесомости. Закрепиться.

Он подождал немного и выключил установку искусственной тяжести.

– Поплаваем… – сказал Тим. – Как Юрий Гагарин.

Амбурцев насмешливо посмотрел на него.

– Юрий Гагарин, между прочим, не плавал. Он весь полёт лежал в кресле, пристегнувшись.

Профессор Аугусто Тартини – невысокий, лобастый, смуглый, и его жена Мария – яркая брюнетка типично итальянской внешности, и третья пассажирка Лена Мулёшкина, все они закрепились возле дивана, на котором вытянулся пострадавший штурман Морис Терранова. У этого молодого человека всё было длинным – ноги, руки, лицо, брови, глаза, рот… Короткими были только чёрные волосы.

Фарнзуорт достал из нагрудного кармана диагностический приборчик.

– Дамы могут удалиться, – сказал капитан.

Мулёшкина обхватила за пояс Марию, оттолкнулась пальцами, и пассажирки выплыли в коридор. Лену жизнь в невесомости не затрудняла.

Капитан и второй пилот раздели Мориса. Амбурцев медленно водил датчиком прибора в сантиметре над телом больного. Фарнзуорт следил за стрелками и индикаторами, кивал головой, иногда тихо говорил:

– Здесь притормозите, Владимир… Так, ясно. Дальше…

Во врачебной подготовке капитан Амбурцев спокойно отдавал пальму первенства своему второму пилоту. Эдвин Фарнзуорт был настоящим врачом, окончившим медицинский институт. Непонятно, что понудило (или привлекло) его сменить белый халат на комбинезон пилота.

Он щёлкнул выключателем, выпрямился во весь свой внушительный рост.

– Ничего особенного… Сотрясение мозга второй степени. Ушиб мягких тканей головы. Локальная гематома. Кости целы. Внутренние органы без повреждений. Покой, антидол, электромассаж, витамины. Аугусто, вы с женой не откажетесь поухаживать за ним?

– Конечно, маэстро! Какой может быть разговор!

– Вообразите, что перед вами марсианин, – ввернул Тим, имея в виду специальность профессорской четы. Аугусто и Мария были ксенобиологами.

Скорее всего, «Сибэрд» встретилась с целым роем каменных глыб, какие не редкость на периферии пояса астероидов. Локаторы и лазеры сработали в пределах своих возможностей, засекли и распылили почти девяносто процентов роя. Но один из оставшихся метеоритов на встречно-пересекающемся курсе задел корму планетолёта. От удара сдетонировало рабочее вещество двух маневровых двигателей. Корму разнесло. Разгерметизировалась часть технических и складских отсеков, был повреждён маршевый двигатель. Во всём корабле многое пострадало просто от сильного толчка. Например, стала чудить по мелочи каютная электроника.

– Паразит Мишка! – ворчал Тагрин. – Какую рисковую трассу проложил…

– Ладно тебе, – сказал Амбурцев. – Ему же и больше других досталось.

– Да я так, командир… Вообще-то он мне нравится. Ушлый парень. Опыта наберётся…

– Завтра осмотрим корабль снаружи. С утра надеваем универсалы – и на улицу. В центральный пост Лену посадим. Нарушение, но что делать…

– Да какое нарушение, командир… Она космонавтка. Временно примем в экипаж.

…Лена сидела в кресле первого пилота, перед главным экраном. По освещённой прожекторами выпуклой поверхности корабля перемещались фигуры лётчиков «Сибэрд» в белоснежных СУОТах. Красивое слово – СУОТ, хотя значит всего лишь «скафандр универсальный, общего типа»… Она могла профессионально оценить ловкость, с которой ребята вышагивали на магнитных подошвах по корпусу корабля. За их спинами летела наискось картина звёздных миров: «Сибэрд» вращалась. Стабилизировать положение корабля можно было только после наружного осмотра.

Двое приблизились к вздыбленным рваным краям покорёженной обшивки – и исчезли. Значит, через эту пробоину можно попасть внутрь. Один космонавт остался на поверхности. Судя по росту, это был Фарнзуорт.

Лена, инженер дальней связи, не в первый раз летела пассажиркой на транспортном корабле. Экипаж «Сибэрд» ей нравился. Эти ребята были все какие-то несуетные, очень уверенные в себе – и рыжеглазый капитан Амбурцев, казалось, видящий тебя насквозь, и деликатный Эдвин, и невысокий, но крепкий черноусый Тим… И даже штурман Морис, не очень-то счастливо начинающий свой первый самостоятельный рейс, уже чуточку проникся духом корабля.

Но теперь мы задерживаемся, подумала она. ка, бедный, будет беспокоиться. Ласковый медведь. Человек, который лучше всех… Связь тоже вышла из строя. Конечно, надо помочь Тиму наладить её.

Теперь Амбурцев устраивал совещания экипажа только в каюте Мориса. Независимо от того, в сознании ли хозяин. Водились за капитаном кое-какие мелкие причуды, это признавали все. Вот и сейчас он сидел в кресле у изголовья. Морис только что получил от Фарнзуорта лечебные процедуры и лежал, не приходя в сознание, спокойно, будто спал. Второй пилот и бортинженер закрепились на стене у входа. Экипаж решал, как жить дальше. Положение было гораздо сложнее и опаснее, чем считали пассажиры, которых пока держали в счастливом неведении. Требовал ремонта маршевый двигатель и большинство маневровых. Барахлила система навигации. Но главное – пострадали агрегаты жизнеобеспечения.

– Ремонт может затянуться… – проговорил Фарнзуорт.

Все понимали, чем это грозит. Жёстко экономить ресурсы. Урезать рационы питания, жить в холоде, поменьше двигаться, задыхаться в уменьшенной норме кислорода. И не было гарантии, что после ремонта удастся быстро разогнать скорость, чтобы успеть добраться до ближайшего человеческого острова, оставаясь живыми… Вызвать спасателей было невозможно, связь тоже не работала.

– Вот если бы ремонтироваться в стационарных условиях… – мечтательно произнёс Тим. – Хотя бы какая-то станция. Пришвартоваться, энергетику поправить, водой и кислородом пополниться, со склада кой-чего набрать…

– Что же в своём хозяйстве кой-чего не держишь? – укорил Амбурцев.

– Да держу, командир. Слишком много побито, наружу повылетало.

Морис пошевелился, пробормотал, не открывая глаз:

– Станция «Далёкая Земля»… Кометная.

И снова затих.

– Плохи дела, – сочувственно вздохнул Тим. – Бредит.

– Я что-то слышал о кометных станциях, – сказал Фарнзуорт.

И тут Амбурцев вспомнил.

Около ста лет назад Россия запустила три или четыре станции на так называемые кометные орбиты. Цель была – комплексные исследования Пространства в плоскости эклиптики и в стороне от неё. Пока станции шли к перигелию, обегали Солнце и устремлялись прочь, на них работали многолюдные смены физиков, астрономов, космологов. За орбитой Сатурна межзвёздные лаборатории перешли в автоматический режим. В облаке Оорта можно было наловить много интересного… И вот первая из них возвращалась. И должна была пересечь пояс астероидов.