Наталья Федюшина - Проект 2.0

– Что ты хочешь мне сказать? ― спросила я охрипшим голосом.

Девушка молчала. Она словно ждала, пока прочитают то, что было написано на стенах. Всего одно слово. «Pharus», ― пронеслось в голове. Как ни странно я знала, что оно означает. Латынь приоткрыла завесу тайн как раз перед тем, как девушка подняла руку и коснулась моего лица. Привкус крови на губах заставил резко проснуться.

– Что такое «Фарус»?

Этот вопрос был первым, что я услышала, когда открыла глаза. Мужской голос показался очень знакомым. Я осмотрелась и увидела доктора, который сидел на краю кровати. Его ноги не доставали до пола. Он качал ими словно школьник, сидевший на парапете перед зданием науки, где преподавали великие умы. Я попыталась встать, но голова резко закружилась.

– Не стоит так торопиться, ― заботливо произнес доктор и спрыгнул на пол.

Его тон расходился со словами. Он был лживым и холодным, словно верхушка айсберга, скрывающая смертельную глыбу под толщей воды. Натолкнешься на него и пойдешь ко дну не хуже «Титаника». Один айсберг смог потопить пароход с двумя четырехцилиндровыми паровыми машинами и паровой турбиной. Со мной он-то уж точно справиться. И глазом не моргнет.

– Так, что значит это слово? ― повторил вопрос доктор. ― Ты говорила его во сне.

– У меня амнезия, ― напомнила я. ― Мало ли какой бред может сниться сумасшедшей.

Доктор ничего не ответил. Его брови сошлись на переносице, словно он не сильно поверил словам. У него были на то веские причины, ведь «Pharus» в переводе с латыни означает маяк. Я знала это, но совершенно не понимала взаимосвязь между ним, моей копией, голосом в голове и доктором. Такие мысли не могли привести ни к чему хорошему. Они только поставили бы под сомнение лечение, а это плохо бы закончилось.

– Я видел, ты общалась с Маркусом, ― сказал доктор.

Его слова быстро оторвали от раздумий. Они были словно гром среди ясного неба.

– Каким Маркусом?

– Парень с татуировками.

– А! Этот? ― Сказала я, доигрывая свою ложь до конца. ― Он псих. Даже не помню, о чем был разговор.

По виду доктора было понятно, что он опять не поверил.

– Ты знаешь, по какой причине Маркус здесь? ― сухо спросил он.

– Нет.

– Этот парень убийца. При чем очень изощренный.

Фантазия работала быстрее, чем логическая достоверность фактов. Догадки всплыли в голове сами собой. Если Маркус меня знал, не значило ли это, что я тоже здесь по той же причине?

– Тогда почему он не в тюрьме?

Хотелось оправдать скорее себя, чем его. Верить, что мы познакомились случайно, а не из-за того, что были в общей группе и часто пересекались.

– Он убил свою сестру. Нанес тридцать одно ножевое ранение, после чего посадил на кухне за стол и устроил все так, словно она просто пьет чай. Суд признал его сумасшедшим. Маркус опасен не только для окружающих, но и для самого себя.

С этим было сложно не согласиться. Когда я повернулась к нему спиной, жуткий взгляд пациента до сих пор вызывал дрожь в коленях и ускоренный сердечный ритм.

– Тебе не стоит с ним общаться, ― сказал доктор.

На этот раз наши мнения сходились в одной точке.

– Завтра утром вас приведут в мой кабинет. Проведем небольшие тесты и проверим динамику вашего лечения.

Это было последнее, что он сказал, прежде чем покинуть просторную палату. Когда дверь за его спиной закрылась, мучил лишь один вопрос. Убийца я, или нет? Эта мысль была словно насекомое, которое поселилось в голове и с каждой секундой жужжало все громче. Воспоминания были словно чистый лист. Забыть лицо жертвы, разве такое возможно? Этот парень убил свою сестру, но при этом спокойно стоял и наблюдал за тем, что происходило в «Игровой комнате». Я не знала, помнил ли он, как выглядела его родственница, как пахли ее волосы, и каким шампунем она мыла голову. Маркус просто убил ее и разговаривал со мной, как со старой подругой. Я надеялась, что не была с ней знакома, но кто-то точно пострадал от моей руки.

Память человека позволяет помнить только плохие моменты. Мы каждый раз всем сердцем желаем их забыть, так и не понимая, что они, как защитный механизм, оберегают от последующих ошибок. Мой сейчас был сломан, и я боялась, что могу навредить не только себе. Чтобы его починить, необходимо было собрать все ключики и всего лишь открыть дверь. Именно это и стоило сделать первым делом, чтобы не сойти с ума окончательно.

«Ты – это задача. Ни одного ученика кругом»

Франц Кафка

«― Она начинает подозревать всех. Это хорошо.

― Думаете, они ей поверят?

― Не знаю, но надеюсь на это »

Под ногами была снова выжженная земля. На этот раз никакой бабочки. Ничего живого на расстоянии сотни миль. Сухость во рту казалась реальной, как и привкус пепла на обветренных губах. Руки дрожали, а мысли путались. Я не знала реально ли то, что сейчас вижу. Мозг отказывался верить, но чувства… Они ощущали каждое дуновение ветра и твердую поверхность под босыми ногами. Это было невероятно и пугающе одновременно. Черная пустыня была мертвой, как память в пустой голове. Обрывки воспоминаний напоминали собой пепел, который словно снежинки витал перед лицом. Я была наедине с собой. Становилось страшно от того, что может зародиться в мыслях. Какие тайны скрывались за пеленой амнезии? Что могло произойти в прошлом?

Впереди показалась деревянная хижина, словно мираж посреди черной пустыни. Ноги сами понесли меня к ней. Стены хижины обгорели, но при этом не утратили своей прочности. Я осмотрелась. Поблизости никого не было. Только полуразвалившаяся хижина, от вида которой становилось не по себе. Будто сотни игл впивались под кожу при каждом шаге в сторону развалюхи.

Войди внутрь.

Голос в голове был абсолютно спокоен. Я мялась на границе, долго не решаясь принять приглашение. Секунды показались вечностью прежде, чем рука коснулась двери. Она была не заперта. В горле застрял нервный комок. Тело будто онемело.

Заходи. Не бойся.

Голос настойчиво подталкивал внутрь хижины. Я сделала глубокий вдох и переступила порог. В комнате было темно. Пройдя вглубь, я услышала сзади щелчок. Дверь за спиной резко захлопнулась. Я оказалась в ловушке.

Комната погрузилась во мрак. Она затягивала словно мазут, не позволяя сделать вздох. Секунда. Две… Минута. Легкие начинали гореть от недостатка кислорода. Вдруг яркий свет ослепил, когда я открыла глаза. Комната стала обычной. Я больше не задыхалась и посмотрела вокруг. Внимание привлек красный диван и стены черного цвета. Сочетание таких цветов было невероятно глупым для комнаты, но сейчас волновало не это. Тело бил озноб лишь от одной мысли ― в комнате был кто-то еще. Я чувствовала это каждой клеточкой озябшей от холода кожи.