Ирина Дедюхова - Повелительница снов

К началу лета Варя и Галина Петровна немного разобрались с огородами. В институте у Вари распределяли путевки на базу отдыха. Галина Петровна очень советовала ей ехать туда, обещая последить три недели за Варькиным участком. Она высказала предположение, что Варвара там себе кого-нибудь встретит. Но у Вари были какие-то нехорошие предчувствия, ехать она все не хотела, наконец, Галина Петровна просто выгнала ее, забрав ее ключи от бытовки на участке. Варя собрала дочку, определила собаку на время к брату, покидала свои вещички и двинула в путь. Предчувствия ее оправдались на все сто. Она встретила там себе Иванова. Правда, она с облегчением поняла, что это уже в последний раз в жизни.

Варя создала вокруг себя небольшой дружеский мужской кружок. Это было не совсем то, что вы подумали. Они пели хором под гитару, сочиняли остроумные спичи для выступлений у костра, ловили рыбу, ночью ели уху. До Вари мужики пели скабрезные сюжетные туристические песни и напивались запасенной водкой, но, подчиняясь Вариному обаянию, стали гнусаво тянуть печальные песенки Окуджавы и белогвардейские романсы. Бестселлером сезона стала тогда "Песня у новогодней елки": "Синяя крона, малиновый звон", слова которой они с ошибками списали себе под Варину диктовку.

Все эти достаточно прожженные в институтских интригах и искушенные в жизни матерые мужики возле Вари на краткий миг чувствовали себя шалящими на приволье детьми. Прекрасный сосновый лес, житье с минимальным комфортом приблизило людей к природе. Не надо было большого колдовства или ворожбы, чтобы на время краткого летнего отдыха вернуть этим взрослым мальчуганам ощущение личной свободы, они и сами рождали вокруг себя ауру легкости и веселья.

"Варька! Давай к нам!" — раздавался каждое утро чей-нибудь зычный голос. И Варя, пристроив дочку к какой-нибудь детной мамаше, неслась на клич. Недовольство жен, их ворчание и подозрительные взгляды никого не останавливали. За этой странной веселящейся компанией из Варьки и семи мужиков за сорок таскался повсюду и холостой тогда Иванов. Варю поражало, как старательно он подтягивает их хору, собирает с ними ягоды и травы, в очередь и без очереди таскает дрова в ветхую баньку у реки.

Иванов после окончания аспирантуры в МГУ работал в их институте, был отчаянно беден. Старые заношенные майки, неизменные розовые сатиновые трусы, которые он носил как спортивные, странные заторможенные движения старика служили поводом для многочисленных насмешек представительниц слабого пола. Они были злы на него потому, что здесь, на отдыхе, единственный неженатый мужчина тридцати лет, недурной наружности не проявлял к ним, щедро оголившимся под капризным уральским солнышком, никакого интереса. Варе то, что он предпочитал проводить время с ней, по слухам имевшей где-то мужа, тоже очков не добавляло.

А ей вдруг вновь стало его очень жалко. Она не могла глядеть как своими короткопалыми руками, украшенными когда-то драгоценными перстнями, он сам стирает себе ветхое белье. Он нес свое отшельничество, свою нищету без моральных терзаний, кротко и естественно. Конечно, он не мог не слышать язвительных перешептываний институтских дам за своей спиной, не мог не замечать выразительных подкручиваний пальцев у виска. Он молча проходил сквозь людей, он и в нищенском рубище был царственен и полон достоинства. Но Варя, задетая как-то насмешками над ним, подошла и, стараясь проявить как можно больше такта, заметила ему, что не надо бы купаться в речке в исподнем белье. Саша искренне удивился: "Но на пакете было написано, что это плавки! Это югославские плавки, Варя!". Краснея и запинаясь, Варя еще долго объясняла ему, что белое изделие югославских галантерейщиков с кармашком посередине предназначается для иных плаваний.

А однажды она застала его под детским грибком. Саша писал недомученную свою экономическую диссертацию. Варя, заглянув через его плечо, увидела трехэтажную формулу. Саша пояснил, что он выводит формулу ущерба, который нанесли обществу монополизация и огосударствление экономики. Варя положила руку на его мощное богатырское плечо:

— Саша, может быть, уже хватит?

— Ты уверена? — сразу поняв, о чем речь спросил он.

— Саша, я уверена в том, что никому из тех, кто был ограблен при огосударствлении экономики, твоя формула уже не поможет, они мертвы. Сейчас идет обратный процесс, создаются частные состояния. Почему бы тебе, такому умнице, не участвовать в этом? Докажи эту формулу от обратного — какую выгоду будет иметь общество от разгосударствления экономики и обогащения его гражданина Иванова.

— Мне это не нужно.

Он сцепил в замок до хруста крупные, ухватистые руки. Варя увидела, что он просто не пускает к себе деньги, которые так и льнут к этим рукам. Значит, его добровольное нищенство — искупление. Но ведь не этим же, в конце концов, можно искупить…

— Саша, все смеются над тобой. Я не могу этого выносить. Сама не знаю почему, но не могу. Если ты только пошевельнешь пальцем, то денег у тебя будет не меряно, я даже не знаю, как они к тебе придут, но они к тебе придут. Все равно, я уверена, что дело не в деньгах, в другом. Ты такой умный, ты сам все поймешь! Но, пожалуйста, не ходи больше в этих драных штанах, в этой тенниске!

В столовую у них завезли какие-то странные ранние сливы. Варину дочку, которая съела и свою и мамину порции, весь вечер рвало. Потом она уснула, и Варя, вся в слезах, вышла к костерку, куда ее давно вызывали тихие мужские голоса. Исайка всегда с удовольствием оставался сидеть с маленькой по ночам, надеясь, очевидно, как и Галина Петровна, что у Варьки хоть на этот раз что-то выйдет в личной жизни. Иванов присел на бревно рядом с ней. Петь Варя не могла, поэтому все остальные потихоньку разошлись по домикам.

— Не расстраивайся, Варя! Вот увидишь, завтра все будет в норме. Ну, вырвало, значит, желудок не принял…

— Да, главное, только с ней было плохо!

Иванов ласково приобнял ее за плечи и прижал к себе. Варька почувствовала, как успокаивается ее сердечко. Она стала замерзать,

Саша закутал ее в свою драную спортивную кофту. Тлели угли костра, в ветвях деревьев шумел ветер.

— Саша, если ты хочешь, то я пойду с тобой в твой домик. И мучить тебя больше не буду, и смеяться над тобой.

— Не надо, Варька, не валяй дурака. Ты все правильно тогда сделала, умница. Даже не знаю, что бы с нами было, если бы я все-таки поступил так, как задумал тогда. Я думал, что только таким образом смогу кое-что понять, а потом и так все понял… Ты совсем замерзла?

— Слушай, вот ты — экономист, все понимаешь, что сейчас делается. Вот скажи, нам землю обратно вернут?

— Нет, Варя, не вернут. Иначе нашему народу все мы будем до лампады, он начнет жить сам по себе весело и сытно. Тогда обогащение отдельно взятого гражданина Иванова вряд ли состоится так скоро, как может быть. Земля тебе нужна, а мне для богатства этого не нужно.