Энтони Рейн - Престижное потребление

Послышались возмущенные голоса съёмочной группы:

– Ну вот, опять!

– Сорвалось!

– Нужен еще дубль.

Большая часть квартиры и постиндустриальный вид за окном подернулись дымкой, распались на мозаику из разноцветных кубиков и наконец, исчезли – они были нарисованы и воссозданы 3D-трансмиттером материи. Из декораций остались только ванная комната, вход в нее и зеленые плоские стены высотой метров в шесть посередине ангара – киносъемочного павильона. Решетчатые фермы с навесным проекционным оборудованием терялись наверху в потемках огромного помещения.

– И когда все это кончится? – больше всех расстраивался дизайнер – прыщавый пятидесятилетний юнец в шерстяном свитере «Dolbo» в полосочку и бейсболке с гротескным драконом – эмблемой «Забойной битвы». Его потрепанный, видавший не одни съёмки микшерный пульт «Ya Maho» частично распотрошили. Аппарат дышал на ладан: половина слотов для картриджей с данными пустовала. Ворох проводов, подключённых к устройству, обнаженных печатных плат и тусклые лампочки-индикаторы, искрящие контакты блока питания, синяя изолента – незатейливый набор «бюджетного» кинопроизводства.

– Второй раз я эту херовину не запущу! – прогнусавил «юноша». – А иначе мы не отобъем рекламный бюджет и сценарно-интегрированный продакт-плейсмент!

Студийный «бренд-манагер», толстая тетка в старомодных роговых очках и сером мышином платье (не она ли играла черепашкину владелицу?) в отчаянии всплеснула руками и лихорадочно принялась перебирать бумажки в папках со студийными контрактами – все эти потолки, светильники, умывальные шкафы, плитка, и другие предметы интерьера образовывали немалую долю бюджета будущего фильма. Поступления за будущую рекламу. И даже брендовая бензопила являлась обязательным элементом сюжета, несшим свою смысловую нагрузку в рамках интегрированного в сценарий «продакт-плейсмента».

Старый, седой и умудренный жизненным опытом оператор в синей спецовке сидел в кресле на тумбе рядом с камерой «Bred» и протирал спиртовым раствором свой инсталлированный объектив-имплант «Motoko Katanagi», не забывая периодически принимать живительную жидкость вовнутрь. Он сокрушенно, со знанием дела добавил:

– Сиквел, как всегда, идет хуже. А это уже четвертый фильм подряд, клянусь мощами Бивеса!

Гламурный маньяк отошел на безопасное расстояние, выругался и полушёпотом добавил:

– Вот стерва-то! Как он живет с ней, оскароносец долбаный?

Но Трэш-то все слышала.

Оператор встал со своего пьедестала и въедливо поинтересовался у актрисы:

– А где это, Батхэда ради, позвольте полюбопытствовать, наш режиссер?

Трэш прикрылась полотенцем, вылезла из ванны, расплескав воду, и с апломбом заявила:

– Слушай, этот дубль мы и сами снимем. Он отдыхает…

Оператор развернул камеру в зенит и спустился с площадки:

– Но разве можно? Без режиссёра? Не трушно.

Вот в таких случаях Трэш невозможно было переубедить:

– Слушай, я играла уже в сотне таких фильмов, и я в теме!

– Ну вот, он сдох окончательно! – позади загундосил дизайнер.

– Перерыв, всем отбой! – скомандовала Трэш. – Даю два часа на подготовку!

Тяжела роль актрисы! Особенно если ты натуралка, а в твоем теле нет ни грамма имплантов. Продвинутые чипованные конкурентки брали стилем, совершенством форм, голосовыми эффектами, выверенной пластикой движений, оцифрованной системой Станиславского и новомодной голливудской методикой «калибровки эмоций» от Чехова.

Главное оружие Трэш – опыт. Десятки сыгранных ролей в хоррорах. И отменное знание мужской и женской природы. Что-что, а подноготную российского шоу-бизнеса она понимала великолепно: кто с кем спит, кто кого порет, ненавидит, мечтает сжить со свету. Да пускай там все через одного – киборги: продюсеры, режиссёры, осветители и даже секретарши на побегушках. Но его величество Зритель имел свои причуды: натуральное тело в кино, а особенно в хоррорах – это тот самый тренд, который ценился в среде эстетов. Пока еще существовали группы фанатов, которые объявляли бойкот фильмам, где засветилась хотя бы одна звезда под апгрейдом.

Увы, но время проходило, а люди – менялись. И число преданных поклонников постоянно уменьшалось. И, несмотря на заслуженное прозвище «Трэш – королева хоррора», актрисе весь последний год приходилось томиться в депрессии. Вот и сейчас игра не получалась: простейший испуг выглядел ненатурально. Джордж Ромеро и Туб Хупер, должно быть, в гробах вертелись от негодования.

У Трэш на душе двухпудовой гирей от бренда «Heavy New Year» висело предчувствие каких-то изменений. Тревожных и беспокойных. Она боялась даже представить, что произойдет, если хоррор выйдет из моды, Министерство Искусства и Фонд Кино отзовут финансирование, рекламодатели перестанут толкать свои бытовые бренды, а ее поколение актеров останется без ролей.

Возраст – уже не шутка. А долгожданного трофея все нет. Где же вы, красная дорожка и «Оскар»?

Похоже, Трэш так и запишут в анналы кинематографической истории как второсортную актрису фильмов категории «Б».

Чисто конкретно требовалось срочно менять тему!

Как говорила Силиконовое Чудо, «хорошо иметь папу, как у Ким». И Трэш действительно выпал шанс. Один на миллион, даже на миллиард. Не дай-то Бог, Светка прознает и растреплет, с ее-то силиконовым языком без костей!

В непутевой жизни Трэш настал тот самый случай, когда человек должен быть вознагражден небесными или подземными (кому как) силами за все страдания: за пьющую мать-истеричку с неуемной ненавистью к мужикам и любовью к кастрированным спаниелям; за то, что в старших классах и на выпускной ходила в обносках, когда подружки-сучки щеголяли в брендовых платьях от «Армени»; за «первый раз» с уродом и по пьяни в ночь после сдачи ЕГЭ; за нереализованную возможность по причине «удушающей материнской любви» сразу поступить в МГУ и МГИМО; за то, что пахала как проклятая над своими двумя дипломами и, соблазнив мохноногого и козлобородого дедушку-профессора, чуть было не принялась за кандидатскую диссертацию по психологии; за то, что бросила все, забила на Саратов и поехала в Москву торговать цветами у еврейского криптогрузина Пейдоднашвили.

Трэш вспомнила презентацию прошлого проекта.

Все та же киностудия за пределами МКАД. Сцена, голографический постер с надписями: «ЖЭК-Потрошитель – III» и золотые статуи «оскаров» с мечами, но без голов.

Софиты с дрожащим светом. Плюшевые желтые порно-диванчики «Porco Zigfredi», стеклянные столики и серенькие пластиковые стульчики. Казалось, дунь ветер посильнее – и весь этот балаган разлетится к чертовой матери.

Тусовочный люд: актрисы, ищущие новых ролей и старых папиков; папики, ищущие молодых приключений на свой усталый и вялый хрен; с десяток никому не известных задротов-сценаристов, мечтающих толкнуть мастерам свои нетленки. И даже сам вечно живой Микита Никаков в креслице-каталке «Lastmanstanding» с электроприводом как заведенный долдонил проповедь о морали и нравственности в индустрии кино. Пятерка инвесторов, ищущих новые проекты для ухода от акцизов и обналичивания бюджетных средств, и представитель Министерства Искусства с большим, министерским портфелем от «Gerare Hernon» из кожи гендерно-нейтрального афроаллигатора. Наверное, для пресловутых «откатов».