Alex PRO - Сиреневая книга

Я учился неплохо. Поведение, правда, обычно было удовлетворительным, а это, как говорится, показатель. Темперамента, лояльности, еще чего-то. Ведь тогда учитывалось всё. Анкеты, характеристики. Служебная, комсомольская… Видели б вы мою армейскую характеристику! Для понимающих людей это была не характеристика, а приговор.

« По характеру уравновешен, спокоен, но на замечания командиров реагирует не всегда должным образом. Пользуется авторитетом в определенном кругу сослуживцев. Грамотен, эрудирован. Приказы и приказания выполняет не всегда в срок и не всегда с хорошим качеством… Уставы ВС знает, но не всегда руководствуется в повседневной жизни ». Впрочем, в самом конце признавалось, что « Делу партии и правительства предан. Военную и государственную тайну хранить умеет », что несколько реабилитировало меня в общегосударственном масштабе. Характеристика мне уже никогда не понадобилась. В институте на втором курсе её не потребовали, а вскоре и страны не стало.

К моему удивлению, тогда, в детстве, я не запомнил никакой взбучки, видимо родителей вполне удовлетворил мой испуг. Возможно, и с милиционером, и с соседями договорились полюбовно. Я этого не знал, видимо уже никогда не узнаю.

В-общем, игрушки зачастую мы делали себе сами, а ассортимент близлежащего магазина спорт- и культтоваров знали наизусть. От мопедов, до ластиков.

В самом начале 90-х я зашел в тот самый магазин с целью купить хоть что-нибудь мало-мальски полезное по старым ценам. Империя была почти обрушена. Ускорять сей процесс и готовиться копошиться на руинах людям умным и положительным было… мягко сказать… западло. Тогда такие преобладали. Все надеялись, что жизнь наладится. Придут наши. Наши были у каждого свои, но варианты их окраски значения не имели – все они по умолчанию обязаны были неуклонно заботиться о благосостоянии вверенного народа, богатстве и безопасности страны.

Я относил себя к таким же оптимистам, наверное, не столько в силу неосведомленности о происходящих процессах, сколько из-за возраста. Который теперь позволял иные степени свободы передвижения и поступков. Девчонки, музыка, путешествия. Какая в (простите!) задницу разница – кто там нынче за зубцами Кремля, когда в палатке на твоей руке дремлет взлохмаченная юная подружка?

Хотя… Пожалуй, особой радости не было. Тенденции-то прослеживались грустные. Страна шла вразнос. Уже резало глаз имущественное расслоение. Кооперативные магазины, кафе, хорошие шмотки от фарцовщиков – пользоваться этим «в системе», то есть регулярно, было нереально. Недоступная, зачастую показушная, роскошь… Перспективы после окончания института маячили грустные. Накал депрессии слегка смягчали внушаемая СМИ робкая надежда на неясное, но позитивное будущее, ну и вышеупомянутая бесшабашность молодости.

Очевидно, уже тогда я подсознательно понимал, что незатейливый студенческий шопинг способен слегка приподнять настроение. Но ни фотохимикатов, ни флагов, ни пионерских галстуков, ни даже несчастных эспандеров давно уже не было. Все мало-мальски полезное исчезло. И я купил медиаторов. Несколько сотен штук. Все, что были. На несколько рублей. Попались даже фиолетовые.

Продавщица не поинтересовалась, зачем мне столько. Молча пересчитала и ссыпала все в разваливающуюся коробку из тонкого серого картона. Время было такое – из флагов союзных республик шили наволочки, из детских шапок – полушубки, из мужских галстуков… то же что-то, кажется – ремни безопасности. А наглые как никогда советские продавцы чувствовали себя превосходно. Через некоторое время некоторые из них открыли коммерческие магазины, но большинство досидели до акционирования собственных. Потом наиболее удачно расположенные точки стали отжиматься, многократно переходить из рук в руки и сдаваться в аренду. Работать же в отсутствии дефицита старая гвардия не смогла. Новое (и самое удачное) поколение продавцов составили ушедшие по сокращению с заводов специалисты, из-за безденежья и безнадеги поборовшие собственную брезгливость и, любезно улыбаясь, вставшие за прилавок. Через некоторое время кое-кто из них даже нашел это занятие небезынтересным и даже где-то азартным времяпровождением.

В нулевых в торговлю пришло новое поколение подросших на сникерсах и коле девочек с торчащими из под джинсов стрингами. Этим было в массе своей глубоко начхать как на покупателей, так и на хозяев товара. Глубокого презрения, источаемого советскими продавцами к суетящимся покупателям, у них, конечно, не было, а имелись равнодушие и порою плохо скрываемая раздраженность. Некоторая досада от того, что они вынуждены работать здесь, а не «в офисе», как белые люди. Редкие активные экземпляры, как исключение, лишь подчеркивали правило. Такие, впрочем, надолго не задерживались, огорчая хозяев бизнеса, резко теряющих выручку с приходом новой вялой и тупой клуши.

Медиатор, медиатор… Медиатор – это ведь еще и проводник между миром земным и миром горним. Это – художник, в творческом трансе создающий полотна, порой непонятные ему самому. Соавтор Бога, переводчик для мира бренных тел…

Я хотел тогда сделать из медиаторов большое панно на стене, какого-нибудь дельфина или звездолёт. Но родителям идея не понравилась, было решено остановиться на двери, которая все равно почти всегда стояла открытой, а внутренняя сторона не бросалась в глаза. Однако остатки «бустилата», о банку с которым я ежедневно спотыкался взглядом в туалете, безнадежно засохли. Другого клея ни дома, ни в продаже не было.

Со временем я забыл об этой затее, потом вообще позабыл о существовании такого предмета в природе. Женился, уехал от родителей, растил детей, работал и т. д. и.т.п.

И вот позавчера, в этом самом магазине, я покупал зажигалку и бутылочку бензина к ней. Хороший такой бензин, душистый, как в детстве, от мотоцикла. Так вот, у продавца не было двух копеек, и она предложила сдать сдачу этими медиаторами, позавчера… много десятилетий спустя.

Ты знаешь, тогда, давно, была у меня мысль забить этими несчастными медиаторами капроновую банку из-под «бустилата», и устроить прощальное аутодафе. Много дыма, и совсем немножко пламени в начале. И пепел с несгоревшими до конца перламутровыми кусочками.

Но отчего-то мне кажется, что мы бы с тобой тогда уж точно никогда не встретились.

Они пришли в школу. За пять минут до этого Бо́нда сидел на биологии и откровенно балдел. Ему казалось, что он впервые смотрит найденное кем-то через много лет видео. Он ничего не писал и только крутил головой по сторонам. Пока это сходило ему с рук. На переменах Бонда стоял у окна, и молча разглядывал носящихся по коридору одноклассников. Выражение лица его не менялось, но выглядел он немного… по-идиотски. Периодически к нему обращались какие-то знакомые, здоровались, что-то спрашивали. Бонда что-то односложно отвечал, и ребята недоуменно отходили.