Елена Лобанова - Инцидент в Южно-Сибирске

– Слишком много вопросов, да? – спросил он, высыпая чай из пачки прямо в кастрюлю.

Закончив дело, Серёга стал рыться в своих многочисленных пакетах, пока не отыскал там какую-то вещь.

– Вот! – и метнул в меня ею без предупреждения.

Я поймал вещицу у самого лица, развернул. Это оказалась футболка. Не застиранная, почти новая, а на ней лицо какого-то мужика в чёрных очках и надпись на английском: «Do you like Putin? Why?». Серёга во весь рот улыбался, словно моё недоумение – это был результат его удачного фокуса.

– Прикольно, да? – потёр он нос кулаком и принялся разливать чай в жестяные банки, – Здесь у вас за такие принты на пятнадцать суток сажают, а у нас – уголовная статья – экстремизм. Только это ещё доказать надо. У нас же, типа, демократия! Так что, носят. Уже очень многие носят…

– У кого это «у вас»? – поинтересовался, продолжая изучать в отблесках костра рисунок на футболке, – Что за дядя здесь нарисован?

– Путин, – улыбка сползла с серёгиного лица, – наш президент.

Под ложечкой у меня засосало. Неприятно так, тоскливо, как прошлым вечером, перед мордобоем.

– Чей-чей президент? – спросил я почему-то шёпотом, – Чё ты мелешь, упырь?

У меня словно тумблер в голове переключили. Не люблю, когда дурачат, и сумасшедших не люблю!

– Ты кто такой, Серёга или как тебя там? Откуда? Если псих, так чего тянешь, где нож – кишки разматывать? Доставай. Поиграть хочешь? В кошки-мышки? С… ть мне на тебя! Давай, бей, шизофреник!

– Я – шизофреник? Ну-ну, – хмыкнул бич.

Поднял баночку с приостывшим чаем, спокойно отхлебнул.

– Фантастику же, небось, читал в детстве? – в глазах его промелькнуло что-то вроде сочувствия, – Фильмы смотрел: «Матрицу», «Тринадцатый этаж», что-то в этом роде? Или у вас такое не показывают?

«Матрица»… Ну, конечно, я смотрел этот фильм. Он шёл в кинотеатрах всего три дня, потом его сняли с проката, объявив антинаучным поклёпом на государственные устои…

– По глазам вижу, что смотрел, – усмехнулся Серёга, – Только с ума не сходи, боюсь, для тебя это слишком… Я – не из вашей реальности. Живу в Российской Федерации, в столице республики Хакасия, Абакане. Здесь у вас даже точки такой на карте нету, а у нас, в свою очередь, нет никакого Южно-Сибирска. На его месте как было, так и осталось старинное село – Ермаковское. Ермаки, по-простому. Так вы, кажется, старый город называете? Чё желваками-то играешь? Думаешь, я и вправду псих? Уверен? Футболку выверни, читай этикетку…

Я поступил, как он велел. Нащупал ярлычок, поднёс к огню поближе: «Made in Chinа». Да за такой контрафакт с английской надписью в Китае пожизненный срок дают, без права переписки! А то и расстрел… Мозг буквально взрывался, отказываясь принимать услышанное за чистую монету. «Он просто сбежал из клиники, – уговаривал я себя, как мог, – Он болен… Давай, успокойся. Соглашайся с ним во всём, не вступай в пререкания. А когда уснёт – беги!». Так я и поступил. Уселся поудобнее, скрестив по-узбекски ноги, подвинул поближе чай и кивнул: продолжай, мол, слушаю. Серёга сокрушённо покачал головой, будто прочитал мои мысли.

– Эх, фома неверующий! Хорошо, просто послушай. Хоть кому-то душу излить, настрадался я. Только, когда вернёшься домой, успокойся и поразмысли, о кей? А теперь я начну с самого начала…

СКАЗ ПРО ТО, КАК ОРКЕСТРАНТ СЕРЁГА МЕЛЬНИКОВ

УГОДИЛ В «КРОТОВУЮ НОРУ»

Жил да был в столичном граде Абакане лоботряс Серёга Мельников. Для друзей – Серый, а для соседей по оркестровой яме – Серёжа-мелофон. Правильно, конечно, мИелофон, как в «Гостье из будущего», да так произносить удобнее. Ну, ты понял, наверное: я мысли чужие читаю. Чаще мимо кассы, но, случается и в точку попадать… Ладно, к делу это не относится. С другой стороны зайдём. Биография у меня, как ваши три рубля: бери, скриншоть, и точно в миллионы экземпляров ткнёшь, как пальцем в небо. Родился, вырос, в школе отучился, из института выперли – пошёл в музучилище. В армии отслужил, устроился в филармонию, женился-развёлся… В общем, скука смертная! А тут ОНА, Бэлла моя, черкешенка… С этого места подробнее расскажу. Но для понимания: ты вообще в курсе, чем живёт музыкант? Молчишь? Эмоциями, брат! Ну?! Помнишь: «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем»… Любой из нас, даже самый никудышний, у которого – как у латыша – х… да душа, – а за хорошую встряску последним рискнёт. Сечёшь, газетная душонка? Сечёшь! И ты – из наших, и тебе нужен воздух, чтобы дышать. Не прозябать, как пичуга бескрылая, в пыли барахтаясь да наверх с тоской поглядывая… Жить! Нет, есть, конечно, и у нас в оркестре и «кислые щи»: тётки семейные, пенсионеры-дачники… Само собой, не без этого. Но, знаешь, чья-нибудь скрипка так заплачет с утра на репетиции, так застонет или высоко возьмёт, что аж душу наизнанку выворачивает. А всё потому, что получил её хозяин свою порцию праздника, пусть не высокой пробы, с похмелья горького, зато сполна, через край. И по фигу ему семейные сцены, косые взгляды на помятый вид… За этим с друзьями и гоняемся, по ресторанам да по клубам лабая. Не за длинным рублем, хоть зарплата – слёзы, нет… Так вот однажды сорвал я, можно сказать, джекпот в этом смысле. Хотя ничто не предвещало удачи. Наоборот, день был нудным и тягостным: репетиция, большой концерт, антракт, и – снова в яму, под бенефис заезжей примы. У нас это фишка такая: как фестиваль какой-нибудь, так обязательно – ангажемент! Звезда поёт для знати… Ну, и сижу я, значит, как лимон выжатый, уже под вечер в парке на скамейке. В руках бутылка пива, уши наслаждаются покоем. После пяти часов симфонической музыки – кайф полнейший: просто слушать звуки улицы. И вдруг откуда-то сбоку доносится как бы перезвон колокольчика, неразборчивый такой, нежный говорок. Смотрю я в ту сторону и понимаю, что всё, наверное, умер! Идёт наменя Царевна-Лебедь, не идёт – плывёт над землёй. Белый шёлк фигурку обтекает, на голове хиджаб, в чёрных очах – звёзды. Э-эх, говорю себе, пропал ты, паря! Она, естественно, мимо проходит, а я что делать не знаю, встаю и – следом. Только тогда заметил рядом с черкешенкой старую каргу в чёрном. Вот идём мы так по аллее: они впереди, я позади. Бабка с молодкой переговаривается, а сама на меня всё косит вполоборота. Дошли до остановки. Я глаза все проглядел, до чего же краса неземная: Бэлла, как есть! Я – не Лермонтов, конечно, но стихи сразу в голову полезли, фантазии глупые: как я на коня вскакиваю, да её подхватив, с рыси на галоп – и в степь, подальше… Стою, мечтаю, зазевался, хвать – а нету Бэллы! Слышу только под ухом шипение, старуха слова коверкает: