Максим Курочкин - Аниськин и сельские гангстеры

Для дела поимка червяков была неважна, зато для развития дедуктивного метода – очень даже подходила.

– Гадость какая, – услышал он над своей головой.

Рядом стояла Василиса.

– Смотрю, в земле копаетесь. Думала, грибы ищите, а вы червяков собираете.

– Провожу следственный эксперимент, – обиделся Костя. Ему никак не хотелось выглядеть в глазах этой необыкновенной девушки своеобразным Дуремаром.

– Спасибо вам за папу, – немного помолчав, сказала Василиса.

– Я здесь не при чем. Правда всегда должна торжествовать,

– ругая себя на чем свет стоит за высокопарность, выдал Комаров.

– Это правильно, – вздохнула Василиса. – Только не всегда так бывает.

Оба помолчали. Непосредственность, задавшая тон их первой встрече, предательски исчезла. Общей темы для беседы не было, а просто так развернуться и уйти было невежливо и глупо. Только сейчас Комаров обратил внимание на литровую эмалированную кружку в руках у девушки. Кружка доверху была наполнена аккуратными полушариями шампиньонов.

– Грибы собирали? – остроумно заметил он.

– На суп, – обрадовалась прерванному молчанию девушка.

– А-а-а, – запас Костиных слов и мыслей опять сошел на нет.

– Приходите на обед, – надеясь на отказ, предложила Василиса.

– Что вы, некогда, – замахал руками Комаров.

Девушка с облегчением вздохнула.

– Ну, я пойду?

– Да.

Глядя вслед тоненькой фигурке, новый участковый совхоза имени Но-Пасарана обзывал себя всякими грубыми словами. Не смог легко и непосредственно поддержать разговор с такой девушкой! Ладно бы она еще была зануда или липучка, а то веселая, простая девчонка в шортах и маечке! Что она о нем теперь подумает? И не подойдет в следующий раз…

– На рыбалочку собрались? – прервал его самобичевание приветливый голос.

– Иван Васильевич! – обрадовался Костя.

Сам того не подозревая, он успел соскучиться по доброжелательному и простому начальнику горохового цеха. На данный момент, это был единственный человек, от которого Костя не ожидал ловушки. Опасен был внешне беззащитный коварный печной дед, дикой аборигенкой со своими принципами и жизненными правилами была добрейшая Анна Васильевна, подобна трясине болотной девушка-спрут Калерия. И только Смирнов, простоватый и охочий до вкусненького, не питал намерения подставить, завлечь, подчинить себе и жениться на Комарове.

– Говорю, на рыбалочку собрался? Червячками разживиться хотел?

– Да нет, я так, по делу.

– А я вот за червячками, – продемонстрировал Иван Васильевич детский металлический совок и ведерко, – люблю на рассвете посидеть с удочкой! И рыбка опять же в рационе не помешает. До чего же пользительная она, зараза, я об этом во многих источниках читал. Ой, каких ты миленьких нашел! Разрешишь?

– Конечно, – отошел от альбиносов Комаров, с невольной брезгливостью наблюдая, как Иван Васильевич вытягивает пальцами из земли сопротивляющихся, отчаянно вытягивающихся в нитку червей и складывает их в стеклянную банку.

– Ну что, если хочешь, посидим сегодня вечерком у Чертового Омута? У меня и удочка, и снасти дополнительные есть. Для тебя, правда, удочка будет простая, а вот на мою – залюбуешься. Она у меня не бамбук тебе допотопный, самая что ни на есть импортная. В самой Престольной покупал, когда на экскурсию ездил. Я во всем люблю качество и престижность. Даже рыба на такую удочку деликатнее клюет, с уважением. Понимает, дура, что не на ветку бесплатную ее ловят! Так что приходи часикам к семи. Если желаешь, конечно. А то я не настаиваю.

– С удовольствием бы, да вот с делом никак не закончу, – с откровенным сожалением отказался Комаров.

Он представил закатное небо над Чертовым Омутом, черную, почти зеркальную воду озера, небольших, отливавших серебром рыбешек, бьющихся в садке и сердце сладко защемило – почти так же сладко, как совсем недавно, при встрече с Василисой.

– А что так? – приподнял брови Иван Васильевич, – на селе уже говорят, что все-таки Федор Серегу порешил.

– Так-то оно так, – ответил Костя, неприятно удивившись в душе осведомленности сельчан, – да вот некоторые моменты меня настораживают.

– Тебе виднее, – стал серьезным Иван Васильевич, – если не уверен на все сто, что убийца Федор, значит, надо копаться еще. А то погубишь человека невинного, век себе не простишь. Если время терпит, не закрывай дела. Ты лучше хорошенько жену его поспрошай. Бабы они только на вид такие наивные, а на деле – не хуже энциклопедии обо всем знают.

– Да искал я сегодня Елену, – с досадой рубанул воздух Комаров, – усвистела куда-то, с утра найти ее не могу.

– Вернется, куда денется, – успокоил его Иван Васильевич, – у нее бывает. Как с Федором поссорится, так к матери в соседнее село убегает.

– Правда? – удивился Комаров, – а что тогда Калерия переполох подняла? «Глупости, – кричит, – наделает, погубит себя!» Уж она-то, как лучшая подруга, должна знать, когда Елена к матери уходит.

– Кричит, говоришь? – загрустил Иван Васильевич.

– Да всю рубаху у меня на груди слезами залила, – пожаловался Костя, – «Спаси, найди!» Дел у меня мало, прогульщицу эту по всему району разыскивать.

– Работу прогуляла – это плохо, – с досадой за непутевую бабенку сказал Смирнов, – а вот то, что Калерия кричит что-то о погибели – еще хуже. Видать, опять Ленка загуляла. На таможне, слыхал, опять грузовики перетряхивают: в Казахстане суслики захворали, не то чумой, не то холерой, вот машины и проверяют, не забрался ли какой в кузов. Чтобы заразу не разносили. Так шоферни проезжей скопилось – больше нормы. Видать, на таможню бабенка подалась или в колонию – там барак один пустует, его на постой дальнобойщикам сдают. Ты сходи, посмотри, там она, точно говорю. Еще ни одного скопления мужиков не пропустила. Поэтому Калерия так и убивается – хорошая она, порядочная, за подругу переживает.

– Вот еще, – облегченно фыркнул Костя, в душе ужасаясь женскому вероломству, – я не полиция нравов. Еще не хватало мне за нравственностью но-пасаранок следить. Пусть сама Калерия и ищет. На порог ее больше не пущу.

– Ну, – вздернул головой Смирнов, – это ты лишнего. К народу надо снисходительно относиться. Прощать нам наши слабости и необразованность. Что же плохого, что она о подруге заботится? А что тебя на помощь зовет – так это от бестолковости. Прости уж ее. И, если все проблемы только в двух этих суматошных бабенках, как все же насчет рыбалочки?

– Забито! – с удовольствием хлопнул по протянутой ему руке Комаров, – сегодня в семь вечера – я у вас!

Уверенность в напрасно поднятом вокруг персоны Елены

Федорчук шуме укрепила, как ни странно, сама Калерия. Когда Костя пришел к ней в ФАП, для очистки совести, она тихо, не поднимая глаз, выслушала все его предположения о местонахождении Елены.