Максим Курочкин - Аниськин и сельские гангстеры

От волнения Костя долго не попадал громадным ключом в замочную скважину. Наконец ключ угрожающе завизжал, сигнализируя о работе открывающего механизма, и дужка толщиной в два пальца откинулась.

То, чего так боялся Костя не произошло. Все содержимое сундука было на месте. Делая от нетерпения много лишних движений, он сверил отпечатки пальцев. Они совпадали. Дело было раскрыто.

Прапор возвестил о начале нового рабочего дня. Костя сладко потянулся. Этот день обещал быть хлопотным. Для начала надо было съездить в центр, доложить об окончании расследования и завершить бумажную волокиту. Заодно надо было поскандалить насчет сейфа. Сейф!

Костю даже подбросило на кровати. Как же он забыл! Вчера, в угаре от всех событий дня сорванная пломба совсем вылетела у него из головы! Да, попытка злоумышленника не увенчалась успехом, но она была, и пресечь подобные деяния было необходимо раз и навсегда.

– Дед, – рявкнул Комаров, скатившись с лестницы, – кто вчера приходил, пока меня не было?

– Да много кого, – нехотя ответил дед. – Рази всех упомнишь?

– Да ты не набивай себе цену, а говори конкретно, кто, да кто.

– Ага. Я тебе по простоте душевной скажу, а ты всех в воронок побросаешь, да в каторгу.

– Что я тебе, совсем Берия, что ли, – обиделся Комаров. – Борешься тут с преступностью, и никакой благодарности.

– Дык то с преступностями, – не сдавался Печной, – с преступностями я и сам бороться люблю. А ты Федьку зачем-то повязал. А я еще его мамку на руках может нянчил.

– Маму Джека-Потрошителя тоже, может, многие нянчили. Что же теперь, его и сажать нельзя было?

– Что-то не упомню такого, – заинтересовался дед, – это Фадеевых, что ли?

– В общем, так, – не терпящим возражений тоном сказал Комаров, – или ты говоришь, кто приходил в мое отсутствие, или я зову Джека-Потрошителя и Берию в одном флаконе.

Сразу сообразил Печной, кого имел в виду Костя или нет, Комаров не понял. Так или иначе, ответом ему было молчание.

– Анна Васильевна, – нарочито громко позвал Костя.

Дед молчал.

– Анна Васильевна! – высунул голову в окно Комаров.

С печи не было слышно ни шороха.

– Анна Васильевна!

Неизвестно, по какой причине молчал Печной. Заговорила ли в нем гордая кровь героя-разведчика, смертная обида на Комарова или он просто по-стариковски заснул на пол-слове? Так или иначе, печь со своим постояльцем безмолвствовала.

– Звал, сынок? – возникла в дверях улыбающаяся Анна Васильевна. – И то, дура старая, с завтраком припоздала.

– Да я не за этим вас звал, – испугался содеянного Костик.

Пока он придумывал, зачем мог позвать хозяйку, не выдавая деда, она тараторила, с любовью накрывая на стол.

– Я тебе маленков с ранья настряпала. И сметанки подбила, чтобы попышнее была. Кушай, тебе много тела для солидности наесть бы надо, а с маленков тело хорошо идет, стремительно. Кофу со сливками, или с вареньем наливать?

– Спасибо, лучше со сливками.

– И то верно. Сливки они для расширения фигуры гораздо пользительнее, чем варение. Ничего, я тебя быстро солидным сделаю. От моих харчей еще никто с тела не спадал. А чем тебя там Калерия вчера кормила? – с явным оттенком ревности в голосе спросила она. – Поди-ка кроме картохи в мундире, да огурцов ничего и не догадалась принести? Ходит тут только, клиентов перебивает. Мальчонка исхудал совсем.

– Вы о чем? – с набитым ртом спросил Комаров, – какая еще картоха?

– Да неужели на котлеты расстаралась?

– Какие котлеты? От вашей Калерии одни неприятности, а не котлеты. Котлеты! Да хоть бы из золота они были, котлеты ее эти, и то не стал бы есть. А вы говорите.

– Так ты не по-ужинавши лег! – всплеснула руками Анна

Васильевна, – Господи, Пресвятая Богородица, Царица, Мать Небесная! Голова моя, бедовая. А я смотрю, они – шасть к тебе в хату, ну, думаю, опять едой завлекать пришла. И не понесла тебе ужину-то. А она, гадюка такая, только нервы помотала, а кормить так и не стала! Да как же я теперь Крестной Бабке в глаза смотреть буду! Да меня теперь камнями закидать мало, растяпу доверчивую!

Причитания Анны Васильевны постепенно переходили в протяжное, монотонное завывание, тело ее покачивалось в такт завываниям, но глаза были сухими и внимательно следили за реакцией любимого постояльца.

– Анн Васильн, – тряхнул ее Костя, – да не сокрушайтесь вы, я и не вспомнил вчера о ужине. Вы мне лучше ска…

– О-о-й, беда-то кака, – перебила его женщина, – первый признак дистрофии – о еде забывать. Не видать мне теперь царствия небесного-о-о.

– Анн Васильн, – рявкнул Комаров, – немедленно прекратите истерику! Отвечайте четко, быстро и честно, без фантазий: с кем вы видели Калерию, и когда она заходила ко мне домой!

– Да вчера, – мгновенно успокоилась хозяйка, – вечером. Ты уже дома, поди-ка был. Калерия с Ленкой прибегали. Как бешенны были. Глаза горят, шептались все чегой-то. Я еще недовольная была: ладно сама приперлась, а зачем блудницу эту к тебе приволокла? Сама-то Калерия девушка положительная, правильная, а вот Ленка ее… Не связывайся ты с ней. Грехов не оберешься. Это я тебе как авторитет заявляю.

– Вот нужна мне ваша Ленка! Вернее, Елена Федорчук, – испугался зародившегося у хозяйки подозрения Костя. – Вы мне лучше точно скажите, в каком часу приходили ко мне домой гражданки Белокурова и Федорчук?

– Да точка в точку между «Целомудренной блудницей» и «Нежностью гадюки». В рекламной паузе.

– Как это? – не понял Комаров.

– Да сериалы такие. Подряд идут. Я даже корову доиться приучила позже. Так и чешут, проклятые, один за другим, честным труженикам продохнуть не дают. Ты их и не смотри даже, отраву эту. А то тоже втянешься, кто преступность раскрывать будет? А ведь и интересные, собаки, жизненные.

Все прям как у нас, в Но-Пасаране! Вот в «Нежности гадюки», например, точно такой случай описан, какой у нас в прошлом году был. Девчонка одна понесла от шоферюги заезжего и…

– Анн Васильн, – взмолился Костя, – давайте по делу!

Когда заканчивается «Целомудренная блудница» и начинается «Нежность гадюки»?

– В пол-восьмого, – надулась Анна Васильевна.

– И примерно в это время, плюс-минус пять минут ко мне в

дом заходили гражданки Белокурова и Федорчук?

– Может, заходили, а может, и нет. Сумерки были.

– Анна Васильевна. Давайте договоримся. После того, как я расследую это дело, я приду к вам вы расскажете мне эту историю, – взял себя в руки Комаров. – Мне очень важно знать, что случилось с той девчонкой, но сейчас еще важнее доказать виновность и покарать убийцу.

– Ладно уж, – смягчилась женщина. – Были. Именно в полвосьмого были. Рабочий день уж закончился, вот я и не насторожилась, думала, ты дома. А то непременно шуганула бы бесстыдниц. Зашли, побыли ровно до второй рекламной паузы – семнадцать минут – и ушли.