Артем Белов - По ту сторону клетки

Гости и участники конференции, как сардины в консервную банку, набивались в аудиторию; я слышал над собой постоянный перестук каблуков. Мне нужно было влиться в этот людской поток, пока он не иссяк. Сделать это оказалось проще простого; выбрав момент, я открыл дверь на лестничную клетку и позволил толпе подхватить меня. Никто даже не заметил такого внезапного появления; у толпы были свои заботы, и участников конференции никто не собирался считать. Поток внес меня в аудиторию и я, работая руками как веслами, сумел отойти подальше в угол. Вскоре мне удалось найти свободное укромное место за стопкой книг, где я и притаился, горбя плечи. Студенты шумели и переговаривались громче всех; старые, седые преподаватели с умным и гордым видом обсуждали какие-то научные темы, пытаясь перекричать всех остальных. У кафедры, там, где уже складывал какие-то листки и памфлеты профессор Алексеев, висела целая гроздь микрофонов самых разных форм и размеров: почти все телеканалы и радиостанции пожелали услышать «сенсацию» из уст знаменитого ученого. Я украдкой разглядывал людей вокруг, подозревая, что если «Либерти Лабс» подослала своих агентов, то они уже находились где-то среди галдящей толпы. Либо мои способности сыщика никуда не годились, либо ни один шпион все же еще не явился – никому не удавалось привлечь моего внимания, никто не вел себя слишком подозрительно.

Голоса начали утихать только через полчаса, когда конференция официально началась. Слушать выступления оказалось неимоверно скучно; участники говорили непостижимую чушь, показывали совершенно бессмысленные графики, и им за это еще и аплодировали. Старательно пропуская мимо ушей их нудное бормотание, я рассчитывал точки входа. Мне удалось определить только одну – у самого дальнего окна, почти на подоконнике. Неудобно, далеко, но все-таки лучше, чем среди тряпок и швабр.

– А теперь выступит уважаемый член совета профессоров, блестящий преподаватель и лауреат множества международных премий, Алексеев Николай Александрович!

Стряхнув сонливость, журналисты оживленно зашевелились и, толкаясь, стали придвигаться и подползать к кафедре. Под рукоплескания поднялся с места и сам профессор, заняв полагающееся ему место для доклада; все эмоции старика легко читались на морщинистом лице – смесь волнения и злобы, которую он затаил на «Либерти Лабс». Он глубоко дышал и часто моргал, готовясь сказать что-то по-настоящему важное. К нему хищно протянулись десятки журналистских лиц, только что слюна не капала из их приоткрытых ртов; все присутствующие приготовились слушать профессора и ловить каждое слово. В воздухе повисло напряжение. Если бы дело не касалось крупной корпорации, на Алексеева Николая Александровича не обратили бы такого внимания. А теперь жадные до громких заголовков журналисты выстроились перед ним, как змеи, готовые ужалить при первом же слове.

– Друзья, коллеги и гости нашего университета! Спасибо, что пришли на конференцию. Перейду сразу к делу. Сегодня, – профессор говорил, перелистывая какие-то бумаги, – я пригласил вас всех сюда, чтобы сделать заявление. Как вы все прекрасно знаете, я на протяжении достаточно долгого времени работал не только преподавателем, но и сотрудничал с всемирно известной корпорацией «Либерти Лабс». Когда меня нанимали, я загорелся идеалистической мечтой; я считал, что помогу миру своими исследованиями и, при таких колоссальных поддержке и финансировании, смогу дать ход некоторым изобретениям и разработкам, призванным сделать жизнь лучше для всех нас. К сожалению, – Алексеев поправил очки на сморщенном носу, – я страшно ошибался. Что случается редко.

Я весь напрягся; взгляд мой не переставал скользить между гостей в поисках хоть чего-то подозрительного: сказанного невпопад слова, неожиданного движения… Но все сидели тихо и неподвижно, глядя профессору в рот. Выдержав паузу, Николай Александрович продолжил:

– Контракт между мной и «Либерти Лабс» разорван по моему собственному желанию и по моей инициативе. Несмотря на все угрозы в мой адрес, я не собираюсь молчать. Как часто, к сожалению, случается в наше время, под благородными масками филантропов и альтруистов скрывались падальщики и жнецы, плесень, растущая на трупах людей и невинных животных.

Журналисты оживленно зашептались. Заявления профессора Алексеева были более чем громкими; каждая камера, каждый микрофон ждали объяснений.

– В стенах нашего филиала компании на моих глазах происходили страшные вещи, которые не привидятся даже в кошмарных снах! Правящая верхушка «Либерти Лабс», опьяненная вседозволенностью, зашла так далеко в своем пренебрежении ко всем и вся, что их опыты можно описать только словами «живодерство» и «вивисекция». Я прекрасно понимаю, что пока что все мое выступление голословно. Вы пришли за фактами, за монолитными доказательствами. И потому позвольте мне перейти к документам, заметкам, видеозаписям и фотографиям. Первый слайд, пожалуйста… Я приведу пример.

Я задышал чаще и встрепенулся. Так и знал, что не обойдется без соглядатаев «Либерти Лабс»! Один из гостей стал медленно придвигаться к трибуне, а я впился в него взглядом: сзади, у ремня брюк, его черная рубашка странно топорщилась. Мне кажется, я догадывался, что пряталось под ней. Я не мог поверить, что «Либерти Лабс» решила действовать так грубо и прямо – убить профессора прямо среди конференции?! На них такое было не похоже; я решил, что мой побег припер их к стенке, и руководство компании стало совершать одну ошибку за другой. Почуяв невероятную угрозу, которая исходила от профессора Алексеева, они, быть может, и решили изначально действовать более деликатно, но горилла по имени Грегор смяла все их планы и поставила на уши всех сотрудников. Нащупав в кармане пальто собственный маленький пистолет, я маленькими шажками, едва дыша, выбрался из-за своего книжного укрытия и двинулся вдоль дальней стены аудитории. Профессор продолжал говорить, делая короткие паузы, чтобы глотнуть воды; он описывал вещи – не называя, прочем, никаких имен – от которых на щеках журналистов загорался румянец. Их ручки бегали по блокнотам как спринтеры на соревнованиях. Газеты и телевидение обещали в этот же день разорваться от оглушительных новостей, которые грозили настоящим скандалом мирового масштаба. Издевательства над подопытными, похищения и запрещенные препараты, аморальные и просто опасные эксперименты – только малая часть того, что происходило в стенах «Либерти Лабс».

Монолог профессора настолько поглотил всех присутствующих, что они не замечали ни меня, ни мужчину в черной рубашке, который, я не сомневался, работал на тех, кого Николай Александрович разносил в пух и прах в своей разгромной речи. Я с досадой обнажил клыки: засланный агент компании был куда ближе меня к кафедре. Моя догадка оказалась верной; ловким движением агент выудил из-за пояса гладкий пистолет – так умело и плавно, что никто ничего не заметил, кроме меня. Раз я не мог добраться до профессора раньше убийцы, то оставалось только помешать ему прямо оттуда, где я стоял. Стрелять в него было слишком опасно; вокруг толпилось столько народа, что пуля почти наверняка угодила бы в кого-то еще. Кроме того, мне не хотелось никого убивать, пусть даже агента, который сам хладнокровно готовился к выстрелу. Решение пришло мгновенно.