Лора Андерсен - Союз времен

— Что же это за варварская операция? — Она никогда не слышала ни о чем подобном, хотя сама была врачом. — Неужели это делали Этель?

— Ей. И это страшно, создавать другую нервную систему, — закончил Креил.

— Я читала. При этом нужно заменить обычные пси-входы на Многомерные.

— Это не самое страшное. Плохо, что в мозг придется загнать еще шесть таких пси-входов, длина каждого больше двух метров, и все это — в голову безо всякого наркоза.

— Мозг не имеет болевых рецепторов.

— Конечно, только пси-входы ставятся в определенные, а не случайные места. Трудно сказать, какие это может вызвать ощущения, но ни за что не поверю, что приятные. Хотя, — Креил задумался, — теоретически ты права. Зондаж тоже не должен вызывать боли, а сплошь и рядом вызывает. Психика человека — тонкая вещь.

— Я поеду к Строггорну, попробую его уговорить.

— Вряд ли он согласится, ему для этого придется обзавестись щупальцами. — Креил до последнего момента не хотел говорить ей об этом.

— Зачем? — Лейла прямо подскочила в кресле.

— Иначе он не сможет оперировать. В Десятимерности нельзя использовать обычные инструменты, ты же знаешь, все становится «прозрачным».

— По-моему, и находиться там никакого удовольствия?

— Я не могу, исходи из этого, — честно сказал Креил.

— А кто может?

— Все могут, не знаю только насчет Дига и Аоллы.

— Значит все — это Линган, Лао и отец? — Лейла надолго задумалась. Теперь я понимаю, почему ты не идешь к Строггорну.

— Он наверняка уже об этом подумал, только не решается.

Лейла застала отца все так же лежащим одетым на кровати. Было похоже, что он обманул и вовсе не собирался отдыхать, просто тактично выгнал ее.

— Зачем ты ходила к Креилу? — строго спросил Строггорн. — Мне уже не доверяешь?

— Доверяю. — Лейла всегда ощущала страх, когда он был таким.

— Дожил, собственная дочь боится!

— Я боюсь не тебя. Я боюсь за маму и того, что с ней сделает это чудовище.

— Врать ты горазда. Зачем в это лезешь? Неужели без тебя не разберемся?

— Прекрати, отец! — Лейла готова была заплакать. — Почему у тебя такой характер!

— Почему! Характер! — передразнил Строггорн, вдруг сел и с жалостью посмотрел на нее, слегка поморщившись. — Давай-давай, поплачь, мне от этого легче станет. — Он помолчал, а Лейла старалась сдержать слезы. — Глупая ты еще, маленькая, никак не вырастешь.

— Я уже взрослая женщина.

— Конечно. — Он согласно кивнул. — Вот твоя мать была взрослой в двадцать пять лет, когда мне попалась, Этель была взрослой в тридцать два, когда схлестнулась с Диггирреном, и, представь себе, не побоялась. А ты до сих пор боишься. Наша страна, с ее тепличными условиями, не способствует взрослению. Не задумывалась над этим?

— Нет. — Ее поразил этот выпад Строггорна. Всегда сложно было угадать, что он скажет.

— Правильно, поэтому меня не понимаешь. Знаешь, сколько уже плохого я сделал твоей матери за ее жизнь?

— Кое-что.

— Про костер точно кто-нибудь проболтался? — По реакции Лейлы сразу было понятно, что это так. — Очень хорошо. Аль-Ришад назвали неправильно, правильно — Страна Большого Трепа. Не понимаю, как я вас всех столько лет терплю! — Строггорн помолчал. — Открою тебе тайну, раз ты моя дочь и все равно большую часть знаешь. Костер — вовсе не самое страшное, что я сделал. Помимо этого, практически силой заставил твою мать лечь со мной в постель… Что это ты побледнела? Забыла уже, как мы любим друг друга? По моему мнению, а у меня более чем достаточный опыт в таких делах, хоть это и неприлично говорить дочери, Аолле мужчины не нужны, мы ей надоели до чертиков еще в глубоком прошлом. Это страшно, что я сейчас скажу, но иначе ты не поймешь: ее принуждали, силой, как правило, к половым сношениям, еще с одиннадцати лет. — Лейла стала совсем бледной, и Строггорн некоторое время пережидал, пока она придет в себя. — Иногда она было вынуждена делать это за деньги. А основная ее проблема как женщины в том, что Аолла слишком нам нравится. И Лингану, и мне, и Дигу… Вот Лао любит повторять, что она ему как дочь, только так ли это? Он невероятно тактичный человек, никогда и вида не подаст. Твоя мать — женщина совершенно фантастической притягательности и не только для землян, судя по всему. Уш-ш-ш уже чего только не придумывал, чтобы ее вернуть, а кончается, как обычно в ее жизни — принуждением.

— Как это страшно, отец, все, что ты говоришь. — Лейла не смотрела на него и уже грызла себя за то, что вызвала Строггорна на откровенность.

— Поэтому я и считаю, что ты еще маленькая, лезть во все это. — Он помолчал. — Я уже несколько раз жестоко оперировал ее мозг. Не могу тебе передать, как это страшно для меня. Даже давал клятву, что никогда больше не сделаю этого, и почти сразу пришлось ее нарушить, иначе твоя мать погибла бы. На Земле нет другого человека моих способностей и обычно у меня нет выбора — приходится лезть к ней в голову. — Он говорил спокойно, но был рад, что Лейла не смотрит на него. — Поставь себя на мое место. Кто-то приходит к тебе и говорит, что считает разумным истязать самого близкого тебе человека и предлагает сделать это тебе лично. Последствия непредсказуемые. Может быть, это поможет, а не исключено, что наоборот — или Аолла сойдет с ума сразу, во время операции, или потом, когда Уш-ш-ш с ней будет расправляться. А потом всю оставшуюся жизнь, я буду расплачиваться за это, думая, что зря согласился. Ну что Дорн? Аолла привыкла там жить, это для нее вторая родина, не так и страшно, если задуматься.

— Это правда, что она больше не сможет вернуться на Землю?

— Я не знаю. Один раз придется. Это меня больше всего смущает. Если Аолла не будет столько лет проходить регрессию, бог его знает, как она сможет пройти ее потом. Выбора нет, Уш-ш-ш поставил совершенно жесткое условие — отпустит только один раз, во время объединения. Мы еще подумаем, обсудим все. Я тебя очень прошу — не лезь в это. Обещаешь?

— Обещаю. Только я хотела узнать, почему ты не спросишь у нее? Мама имеет право решить сама, как ты считаешь? — Лейла подняла на отца глаза и на этот раз спокойно выдержала его взгляд.

— Это называется: переложить на нее ответственность за решение, последствия которого непредсказуемы. Нечестно так поступать. Не по-мужски.

— А отдать другому мужчине? Нечеловеку? И ничего не пытаться сделать? Я много лет знаю тебя, отец, и очень люблю. Если ты не попытаешься это сделать, все равно будешь мучаться потом. Для тебя, как бы ни кончилось, все будет плохо. Прости, если влезла не в свое дело. — Она встала, собираясь уходить. — Больше не буду, поняла, что все ты не сможешь рассказать, слишком многое вас связывает и такого плохого… Ты прав, наверное. Мне казалось, костер — самое ужасное, что могло быть, и не понять мне, как после всего этого вы были вместе. Да я и Этель никогда не понимала, потому что, отец, не умею любить. Никогда никого не любила.