Ольга Апреликова - Золотой братик

Большие молчали.

– Этого не может быть, – наконец сказал кто-то. – Откуда… каким образом? Кто учил его? А слух какой!!

– Настолько… Настолько просмотреть ребенка… – начал было Артем, но тут же смолк. Погладил Дая по спине: – А ты тоже хорош, скрытная зараза… – он велел большим: – Во-первых, принесите ребенку попить и поесть. Он у вас сутки голодный, а даже этого никто не заметил. О нервном срыве я уже и не говорю.

Кто-то вышел торопливо. Дай отклонился и сквозь пальцы посмотрел на Артема. Будет спасение? Тот улыбнулся совершенно спокойно и крепче прижал к себе:

– Во вторых, мы вам сейчас еще покажем, как вы не правы. Да, малыш?

Учительница легийского принесла две бутылочки сока и разное печенье. Артем посадил Дая и велел:

– Поешь. А вы, коллеги, пойдемте.

Дай вздрогнул от интонации слова «коллеги»: Артем их всех живьем теперь съест. А они-то ведь с Даем терпеливо возились, старательно. Занимались целыми днями. Он сам виноват, что трус и все скрывает…

Сок кончился очень быстро. Он сгрыз еще половинку печенья, свободной рукой снова перебирая точные нотки на инструменте и поглядывая на синюю зимнюю темноту за окном… Вернулся Артем и принес еще сока. Открыл Даю тугую крышку бутылочки. Когда Дай напился – улыбнулся, взял за руку и повел за собой. В коридоре, где за стеклом стены уже была синяя темнота и тянулись к свету белые перепутанные ветки, Артем сказал:

– Даюшка. Ты на днях такую лису рыжую веселую нарисовал, помнишь? Шикарная ж лиса?! А в школе почему все криво-косо? …Ну, не вздыхай так… Я так понял, что в школе тебя совсем не знают. Эта твоя музыка их вообще потрясла. Меня, впрочем, тоже. Я дома слышал, что ты потихоньку что-то подбираешь, но почти не слышно, мелодии не разобрать, и я тебя не тревожил… А ты, оказалось, играешь на уровне подростков… Ох. Ну что ж ты натворил со своей скрытностью? Почему ты с ними так? Ты ж, я знаю, ни к кому головы не поднимаешь. В глаза не смотришь, убегаешь, отворачиваешься. Молчишь – да и до этого с учителями не разговаривал. Ты же им ни одного шанса не дал. Вот они и думали, что от тебя ждать нечего. Давай их разубедим, а?

Дай кивнул. Он на все был согласен, хоть стадо лис нарисовать, хоть сто диктантов написать, только чтоб Артем руку не отпускал. Артем спросил:

– Что же тут так тебя обидело, что ты никому не доверился?

Дай пожал плечами. Тут все чужие. Зачем им веселые лисы…

– Нежный ты, как призрак… Видно, школа тебе не подходит. Что ж, будем решать.

Через минуту Дай сидел в незнакомом кабинете за экраном с задачками. Иногда зевал. Едва касаясь и слегка небрежно – как Юм – на клавиатуре набирал ответ. Экран согласно пиликал. Учителя вокруг становились все более напряженными. Артем вдруг отвел руку Дая, пропустил много заданий и остановил программу на длинной задаче. Дай читал ее только полминуты, потом набрал ответ – коэффициент половинного спрямления будет вот таким. Тысячные он не стал набирать, поставил многоточие. И так правильно. Артем еще нашел задачку, и, чтоб выстроить гиперболу курса в каких-то нереальных гравитационных условиях, пришлось зашлепать по клавишам обеими руками. Шлепал он примерно две минуты, но только потому, что пальцы ватные.

– …Но почему, почему он тогда не решает детские примеры? – не выдержала учительница математики.

Артем только вздохнул. Зачем-то опять в который уже раз поцеловал его в макушку, поставил на ноги:

– Все, мой тихий. Иди одевайся. Но не выходи один, подожди меня.

Зевая на каждом шагу и вздрагивая от усталости, Дай прошел по пустому коридору с синей стеной вечера с одной стороны и пестрой от новогодних рисунков с другой; держась за скользкие толстые перила, спустился вниз. Тут тоже никого не было. В раздевалке висела лишь его куртка. Дай устало сел переобуваться, и очень долго, потому что ватные пальцы, возился с застежками синих школьных башмаков, а потом с карабинчиками ботинок. А куда же теперь башмаки деть? С собой забирать? Артем скажет. Дай надел толстую куртку и сразу согрелся. Потом шапка… он уронил и подобрал шарф. Снова сел, прислонился к стене. Тепло, лень двинуться…

А потом вдруг оказалось, что он дома, в своей кроватке, и Артем укрывает одеялом:

– Спи, спи, Дайка. Все хорошо. Ты дома.

Наутро он почему-то проснулся таким же полуживым. Голове больно, телу противно, жарко. Мутно в горячих глазах. Он даже не сразу вспомнил, почему он у Артема, а не в интернате. Когда встал и умылся, вроде бы стало посвежее, полегче. Артема не было. Дай слегка удивился, а потом подумал – а где же еще Артему его оставить, если надо на работу?

В столовой – завтрак, но есть не хочется. В окна сквозь искристые ветки заглядывало ярко-синее небо, и Дай решил, чем заняться. Давно мечтал. Побежал – потом пошел, потому что от бега в голове стали колоться и кататься тяжелые колючие шарики боли – к себе, нашел в шкафу тяжелую сумку с коньками. Каток-то близко. То есть не каток, а озеро. Громадное. А что его снегом засыпало, так это ерунда. Артем не рассердится, наоборот, он любит, когда Дай играет на улице и «дышит воздухом». И никакого тренера нет, чтоб запретил прыгать… А волки… Ну, они ж невидимые, как они помешают…

Пробирался он до озера долго, лез от расчищенной дорожки по глубокому снегу между больших деревьев. Добрался, запыхавшись. Голова разламывалась, но все равно от мороза противный жар прошел. Дай оглядел идеально ровную, нетронутую, белую пушистую плоскость. Почти бескрайнюю. Улыбнулся. Тут хорошо. Потом – устроил небольшую метель. Минутки на три, только чтобы запахло глетчерами, и даже развеселился. Потом еще подморозить рыхловатый лед… Правда, голова закружилась, но он съел немного снежку, и прошло.

Ну и что – из школы выгнали.

Это еще не беда.

И к ребятам можно будет в гости приезжать и играть. А Торпеду с Сережкой Артем разрешит, наверное, и сюда позвать.

Артем ведь его никогда не бросит. Он обещал.

Освободившийся, идеально ровный лед показался громадной тарелкой, вровень с краями налитой небом. Страшно ступить, и он несколько минут смотрел, как в голубой глади льда отражаются замершие, покрытые инеем темные верхушки сосен и кедров. Потом сел прямо в сугроб, мягкий, уютный, скинул ботинки, в которые набился снег, быстренько обул коньки. Новенькие, легкие, холодные, с серебряными звездочками на лезвиях.

Никого нет. Никто не скажет, что можно, а что нельзя… И он попробует и петлю на носке, и все реберные прыжки… Хотя бы в два оборотика… И всякие детские фонарики и змейки… Наконец Дай решился и перелез через наметенный вал снега на лед, и еще минуту смотрел, как небо во льду сияет и переливается. Он никогда еще такого гладкого-гладкого льда не видел. А если прямо под ноги посмотреть, то там подо льдом темно, и загадочные ходят глубоко пузырьки. Там же вода. Но озеро не глубокое, Артем говорил, почти до дна зимой промерзает, так что не очень страшно.