Ольга Апреликова - Золотой братик

– На самом деле будто костей у тебя нет.

Это Дай уже много раз слышал. Да, он Змееныш. Ничего больше не умеет. Хорошо бы в настоящую змейку превратиться и уползти куда-нибудь в другие пространства… Стало Артему как следует противно или нет?

– А ты не вывернешься случайно в какое-нибудь другое измерение?

Такой вопрос был чем-то новеньким, и Дай покосился из-под колена – Артем так шутит?

– Расплетайся, – попросил Артем. – А то смотреть жутко, – и добавил неожиданные, не предугадать бы, слова: – Страшно за тебя. Будто ты кричишь, только никому не слышно.

Дай ошеломленно замер. Но взглянуть на Артема было невозможно, и он поспешно начал выползать из одного положения в другое в предельном для позвоночника изгибе. Жаль, что любимая игра – странная и всем заметная. Он вдруг ослаб: развернулся, шлепнулся на пузо и поднял глаза на Артема:

– Вам правда не противно?

– Нет. Но жутко.

– А всем противно.

– Да тут никто не понимает, что это такое – твой эквилибр с гимнастикой. Ах, Дайка. Так ты меня отвратить хотел? Не вышло. Только интереснее.

– Это игра!

– Ну да, как же. Я-то, дорогой, представляю уровень работы, которую нужно было проделать вот для такого уровня… Этой твоей гимнастики. И еще я примерно представляю… Для чего она готовит. Такая вот гимнастика, растяжка и баланс. Тебя учили, Дайка. И я даже догадываюсь, кто. Но ты, похоже, все, чему научен, превратил не в пользу, а в какой-то… безмолвный крик. Тебя… Спасать пора. Змееныш – не змееныш, призрак не призрак, а будешь мой. Глаз с тебя не спущу. И все, беру тебя в свои руки. Пора. Теперь ты мой будешь воспитанник по-настоящему. И вот что, мой дорогой. Никаких «в гости». Я передумал: ко мне ты будешь ездить не в гости, а домой. Домой. По правде. И насовсем.

Дай скорей закрыл лицо руками – брызнули горячие слезы:

– Нет!

– Да. Понимаешь? Дом. Я. Насовсем. Будешь бунтовать – возьму за шиворот и унесу. И придется нам проходить через принуждение, дрессировку, подкуп и прочее приручение. В итоге никуда не денешься.

Дай нечаянно всхлипнул в ладошки. Артем вздохнул:

– Да ведь знаешь же, знаешь, что мы с тобой уже – друзья. Если жить по правде.

– Да откуда ж вы знаете эту правду? Что я хочу быть друг? – сдался Дай и открыл лицо. – Потому что таг и видите меня насквозь?

– Насквозь я тебя не вижу, не выдумывай, – Артем подошел и сел за стол, где Дай так и лежал на пузе. – Но то, что я вижу… Тебе нужен дом, твердая рука и правда. Понял?

– …Понял.

– Не смей реветь.

– Дом насовсем… Это не бывает.

– Бывает. За шиворот унесу.

Дай снова всхлипнул:

– А как же свобода воли?

– Ну, знаешь, к примеру, новорожденные ни дома, ни родителей тоже не выбирают. Что достанется. Тебе достался я. Привыкнешь.

Дай вздохнул. Слов не было.

– Попробуем хотя бы, – Артем встал, взял за бока и поднял со стола, как куклу, посадил на стул: – Посиди. Я скоро вернусь.

И вышел. Дай долго не шевелился. Нервы скулили… Надо быть сильным. Как? Ведь все так страшно. В этой комнате высоко над лесом, над всем огромным Венком, и, кажется, над всем материком застыла серая, как бесконечное зимнее небо снаружи, тишина. Артем тоже – тихий. И огромный. И в самом деле не такой, как все большие. Он таг. Настоящий таг. Редчайшее чудо. То есть не чудо, а природа – Юм что-то пробовал про тагов объяснить, но Дай не знал, что такое хромосомы, и Юм пообещал потом объяснить, когда Дай хотя бы начальную школу закончит. А он вон в первом классе еле-еле держится…

Но зачем этому тагу Артему – он, тупой и противный? Зачем он взял его под опеку «насовсем»? Да еще домой к себе заберет… «Домой» – это такое слово, что почти не вытерпеть. Сразу как в безвоздушной бездне, падаешь и падаешь… Не надо про «домой» думать. Вдруг Артем передумает…

Он закрыл глаза, сложил руки на столе и опустил на них голову – чтоб не видеть тусклого зимнего света за окном и чужой комнаты. Юм учил принимать жизнь, как есть. Приспосабливаться. Жить, и все. Но как тут приспособишься: «домой»? Это правда?

Артем разбудил. Потрепал по волосам, сказал что-то теплое, поставил под нос чашку чая с молоком и ореховый коржик на белом блюдечке, сел напротив и стал наблюдать, как Дай постепенно приходит в себя. Дай чувствовал себя под этим взглядом так, будто учился летать в безвоздушном пространстве. «Домой»?! Это было? Дай мигом проснулся и уставился на Артема.

– Я твоих воспитателей в интернате предупредил, что забрал тебя.

– …А школа?

– Денька два прогуляешь.

Дай уронил кусок коржика.

– Часто такое не будет случаться, – усмехнулся Артем. – Но время от времени – почему бы и нет. Ну, допивай уже. Поехали домой.

Остаток коржика целиком упал в чай. Выловить? Грязь только разводить… Он смотрел, как размокает коржик.

– …Дай?

– Я верил, что вы не передумаете, – поднял глаза Дай.

– Дайка. Ну поверь, пожалуйста: и нормальная, обыкновенная жизнь может быть счастливой. Понял? И я тебе ее обещаю. Все, поехали. Одевайся.

Артем принес еще коробку с новыми теплыми ботинками и пакет с комбинезоном. На ботинках были нарисованы пингвины. Да и комбинезон был каким-то ясельным – веселые полоски. Ну… Что ж. Если сам такого роста… Ясельного.

Снаружи летел уже не мокрый, а резкий, сухой, совсем зимний снег; графитовый рисунок мира казался полустертым. Темнело, и куда холоднее. Летели долго, минут пятнадцать. Дай смотрел сквозь бешеный снег на верхушки елок и сосен внизу, в фиолетовые провалы между ними. Артем. Он хороший. Трудно молчать. Только о чем говорить? О чем спросить?

Дом Артема стоял далеко ото всех других домов – посреди глухого леса, возле белого пятна застывшего озера. Оранжевые фонарики стоянки все ближе, ближе… Люггер сел. Метель скоблила по окнам так, как будто он все еще летел. Артем вышел в зиму, на миг Дай остался один в тишине, но тут же Артем открыл дверцу и помог выбраться в синюю метель, повел за руку к дому. Или – домой? Навстречу загорелись большие белые фонари дорожки вокруг дома, дальше, золотом – свет на веранде и в окнах.

– Там кто-нибудь еще есть? – испугался Дай. Ведь у взрослых бывают дети, жены, всякие родственники, кошки, собаки…

– Нет. Я живу один. Иногда внуков беру на выходные. Они в Венке учатся, двое.

Сил не было спрашивать, почему у Артема только внуки и где их родители. Какие дети у Артема. Где его супруга. Где все. Как такое спросишь. И ноги заплетаются. И метель еще – по щекам, по глазам, как не жмурься… Вот тебе и День первого снега. Целая зима как с цепи сорвалась.

Ступеньки, веранда. Дверь большая. Холл. Артем помогает снять пингвиновые ботинки в снегу, комбинезон, что-то говорит. Дай посмотрел – глаза серебряные у Артема, добрые – глубоко вздохнув, сосредоточился.