Пол Андерсон - Танцовщица из Атлантиды

Он подумал: «Мне сорок лет, а ей семнадцать. Я американец, а она критянка. Я из атомного века, а она из бронзового. Я женат, у меня дети, а она девственница. Я старый дурак, а она — весна, небывалая и неповторимая…».

— Тебе это принесет вред? — кое-как выговорил он.

— А что может быть лучше? — она прижалась к нему.

— Нет, серьезно, ведь у тебя будут неприятности?

— Ну… я посвящена лишь наполовину, пока я здесь как танцовщица… Но мне все равно.

— Зато мне не все равно. Оденься-ка.

«Нам нужно выжить, — подумал он. — Выжить и убедиться, что ее страна уцелела. В таком случае — останусь ли я здесь? А если не удастся — смогу ли взять ее с собой?».

Одевшись, она прижалась к его плечу. Тонкие пальцы перебирали его бороду.

— Ты всегда задумчив, всегда печален, — сказала она.

— Потому что я знаю будущее, — сказал он, боясь произнести лишнее, — и это знание причиняет мне боль.

— Бедный мой любимый бог! Ведь ты бог, не отрицай. Неужели все несчастья ты обречен пережить дважды? А счастье? Посмотри — небо синее, трава зеленая, песок прогрет солнцем, под рукой кувшин, полный вина… Нет, я сама подам его тебе, я хочу, чтобы ты обнимал меня, положи руку вот сюда…

По мере того, как шла работа, приходилось идти на многочисленные уступки — частью из-за кефтских суеверий, частью из-за несовершенства здешних ремесел. Рейд обнаружил, что в гидродинамике он смыслит не так уж много. Результат получился хуже, чем он ожидал, — корабль был не так удобен, а главное — не так анахроничен, как это требовалось.

Однако и то, что вышло, было значительным достижением: судно примерно 80 футов длиной, со стройным корпусом. Посередине шла приподнятая палуба, под ней — скамьи для гребцов. Нос-таран, сделанный из массивного бревна и окованный бронзой, выступал над ватерлинией. Руль такой, как положено. По мачте на корме и на носу. По настоянию Сарпедона, вполне резонному, мачты сделали короткими и съемными — из-за низких бортов, небольшого количества балласта и для устойчивости при столкновении кораблей. Рейд сумел сэкономить на парусине, применив гафели. Впрочем, минойская ткань быстро вытягивалась, впитывала влагу и не могла соперничать с настоящей парусиной или дакроном.

Команда на удивление быстро научилась управляться с новыми снастями, в пробные рейсы выходили почти ежедневно. Команду составили три десятка молодых парней — веселых, добродушных, открытых всем новому, стремящихся быстрее овладеть морским делом. Рейд-конструктор сделал свое дело и обычно оставался на берегу с Эриссой. Время летело для них незаметно. А один из его моряков, стройных красавец из хорошей семьи, который не сводил глаз с Эриссы, звался Дагоном.

Эрисса поднялась на борт вместе с Рейдом, чтобы участвовать в последнем испытании. После того, как испробуют таран, судно будет официально признано. Губернатор выделил для этого старый, не подлежащий ремонту корабль. Вести его вызвались честолюбивые юноши и скептически настроенные морские волки. Следом шлю лодки — подбирать тех, кто окажется в воде.

День был солнечный, густой черный столб, который возвышался над вулканом уже постоянно, склонялся на ветру. Вверху летели журавли, предвестники весны — направлялись из Египта домой, на север. Новый корабль чуть покачивался. На боках его были красные и синие полосы, на парусах изображения дельфинов. Шумело море, скрипели доски, ветер пел в снастях.

Эрисса, стоявшая вместе с Рейдом на верхней палубе, схватила его за руку. Волосы ее растрепало ветром.

— Гляди! — радостно закричала она, когда их корабль поравнялся с судном соперников, которые шли на веслах, так как не могли использовать боковой ветер.

— Хватит юлить, покажите, на что вы годитесь! — крикнул капитан другого корабля.

— Надо начинать, — сказал Рейд Сарпедону. — Мы убедились, что взять на абордаж они нас не смогут.

Оба были взволнованы. На скамьях гребцов тоже поднялся шум. Остановившись, корабль опустил паруса и пошел на веслах. Корабль-мишень тоже маневрировал: моряки знали, чего можно ожидать при столкновении. Корпус будет сокрушен заодно с ребрами зазевавшихся гребцов.

Рейд прошел на корму к рулевому.

— Ты все запомнил? — спросил он. — Целься в середину, но не прямо, а под углом. Иначе мы зацепимся за него. А нужно ударить и отойти.

— Как бык, боднувший медведя, — вставила Эрисса.

— Да не будет это для тебя дурным предзнаменованием, сестра, — отозвался рулевой.

— Боги не допустят, — крикнул снизу сидевший на весле Дагон. Рейд видел, как прекрасно сложен этот юноша. Ну что ж, сам он тоже в хорошей форме. И Эрисса держит за руку его.

Корабль быстро набирал скорость. Неожиданно цель оказалась совсем рядом. Как и полагалось, соперники старались избежать столкновения. Но оснастка и устройство нового корабля были столь совершенны, что уйти от него на веслах было невозможно.

Люди Рейда часто отрабатывали этот маневр на сети, укрепленной на жердях. Весла с внутренней стороны взлетели вверх, с другой — продолжали работать. Удар был более бесшумным и мягким, чем ожидалось. Отход прошел негладко — сказалось отсутствие практики, но когда отошли, галера-мишень опрокинулась кверху килем. Ненагруженная, она не могла затонуть, но волны быстро разобьют ее на куски.

Победители радостно кричали. Побежденным было не до того: они вплавь добирались до лодок. Рейд и Сарпедон внимательно осмотрели свое детище.

— Никаких повреждений нет, — объявил мастер. — Этот корабль может в одиночку потопить целый флот! — он обнял американца. — О боги, ты сам не знаешь, что ты сотворил!

Эрисса была тут же. «Да, ты бог!» — воскликнула она. Не смея поцеловать его на людях, она склонилась и обняла колени Дункана.

Атлантида снова готовилась к празднику — на этот раз великому. Воскресал Астерион, чтобы оживить Вселенную.

Сначала ему полагалось умереть и быть оплаканным. За сорок дней до весеннего равноденствия кефту покрывали жертвенники материей, запечатывали пещеры и источники, носили по улицам свои священные символы — в перевернутом виде и в трауре, разрывали на себе одежду, истязали себя и молили Диктинну о милосердии. В течение следующих тридцати дней большинство жителей воздерживались от мяса, вина и плотской близости. В каждом доме день и ночь горели светильники, чтобы возлюбленное божество могло найти дорогу назад.

Но дела шли своим чередом. Снова начинала оживляться морская торговля. Весьма набожный народ, кефту все же не в состоянии были предаваться печали дольше, чем на несколько часов. А последние десять из сорока дней были уже праздничными. Бог еще не поднялся из царства смерти, чтобы соединиться со своей Невестой (которая одновременно приходилась ему Матерью и Бабкой), но люди уже чувствовали его приближение и заранее ликовали.