Пол Андерсон - Аватара

…Она пожелала ему спокойной ночи; но скоро они устроились рядышком, не только разговаривали и разговаривали, он столько же, сколько она, пусть время от времени в голосе Кейтлин звучали слезы.

— Спи спокойно, Фил, — сказала она, — и спасибо тебе, спасибо.

— Благодарить не за что, — отвечал он. — Это я у тебя в долгу.

Облаченная в воздух, под белыми облаками, омытая сапфировыми и лазурными океанами, украшенная зелеными континентами, планета сверкала. Солнцем светила близкая к ней луна.

«Чинук» обогнул этот мир, раз и еще раз, приборы собирали информацию.

— Прямо Земля, — прошептала Сюзанна.

— Увы, не совсем, — отвечал Руэда. — Мы определили спектр. Эта зелень не хлорофилл, кое-что намекает на более фундаментальные биохимические отличия. Нам здесь нечего есть. Но планета живет.

Джоэль отвечала по интеркому:

— Спутник представляет собой гигантский ядерный реактор, расходующий собственную массу, почти полностью преобразуя ее в энергию. Это нарушает известные нам законы физики, но они, по всей видимости, составляют лишь частный случай. По всей видимости, там происходит вынужденное взаимодействие самих кварков. Аппарат, который его производит, находится в полости возле центра, защищенный теми самыми полями, в которых происходит процесс. Вне сомнения, это искусственное солнце прежде являлось природной луной с нужными характеристиками. И годилось на пять-шесть миллиардов лет. Вот почему Иные выбрали эту планету для воскрешения.

— Иные? — потрясенным голосом спросила Фрида.

— А кто еще? — отвечал Бродерсен. — Интересно, засеяли ли они планету жизнью, или дали простор химической эволюции?

— И то и другое, — радостным тоном отвечала Кейтлин. — Здесь снова есть жизнь. Пусть мы не видим признаков разума, но туземцы, возможно, еще бегают в лесах, если только они уже думают. Пусть они никогда не увидят звезд, но кем они станут, что сделают и как будут любить? — И через момент добавила:

— Неужели Иные сделали это, в надежде получить новый ответ на этот вопрос?

Корабль несся назад к транспортной машине. Собравшийся в кают-компании экипаж слушал Бродерсена.

— Надо решать. Джоэль не может привести нас в заданную точку пространства-времени, хотя она умеет обнаруживать нужное направление. Если мы будем продолжать путешествие, то рано или поздно войдем в Ворота, на противоположном конце которых не окажется Т-машины. Там и закончится наш путь. Но пусть это случится в нашем времени, плюс-минус несколько мегалет, в яркой, полной света, молодой вселенной. Конечно, тогда придется отказаться от надежд обнаружить Иных и знать, что мы умрем, когда кончится пища. Но прежний план вел нас от странного места к еще более странному. А следующее может разделаться и с нами, — он прищелкнул пальцами. — Вот так. Или медленно.

Бродерсен заложил табак в трубку, раскурил, вдохнул дым.

— А теперь, — сказал он, — выслушаем каждого.

Сидя возле него, бледная и бесстрастная Джоэль сказала:

— Я предпочитаю продолжать путь. Но, откровенно говоря, лишь потому, что мы действительно можем столкнуться с Иными. Мне безразлично, вернемся ли мы домой. В какую бы сторону мы ни направились, я смогу погрузиться в исследование реальности, как только мы остановимся.

Лейно:

— Поворачиваем назад. Что может существовать в будущем, кроме выгоревшей вселенной? Если процесс цикличен, коллапс погубит все. В противном случае мы увидим лишь вечную темноту. Зачем Иным обитать там?

Вейзенберг:

— Нет, мы не можем остановиться. Руэда:

— Кто предлагает остановиться? У нас остается микроскопический шанс на успех. Пусть это и маловероятно, но в молодой галактике мы можем отыскать помощь.

Сюзанна:

— Что, если сделать еще два-три скачка вперед, прежде чем повернуть назад…

Дозса:

— Нет, вероятность остаться заточенными в летающем гробу чересчур велика. Я бы предпочел умереть в действии, исследуя планету… словом, пусть будет все что угодно, но в действии.

Фрида:

— Я уже собиралась проголософать за продолжение пути, но тфои слофа, Стеф, застафяяют меня подумать.

Кейтлин шагнула вперед.

— Неужели никто из вас не понимает? — вырвалось у нее. — О! На миг я сама потеряла отвагу, но Фил помог мне долгой беседой, а когда я увидела тот мир… неужели вы не понимаете? Иные живут ради жизни. Они великие противники смерти. Где еще мы можем их отыскать, как не возле Ворот, возле самого Судного дня? И как посмеем мы попросить о помощи, пав перед ними духом?

Ночная вахта.

Через электронные чувства, объединенные с электронным мозгом, и через память (Фиделио, Фиделио) в исполненном смысла великолепии целого Ноумен вошел в Джоэль, соединившись с ней. Время и пространство изгибались с тонкою мощью от измерения к измерению; текли энергии, материя волной пересекала их приливы; Закон, всесильный и имманентный, сделался не окаменевшим уравнением, но музыкой, которую она едва начинала слышать. «Спасибо тебе, Кейтлин, бедное животное, — мелькнуло в крошечной доле ее мозга. — Я никогда не умела пробуждать грубые эмоции в твоих животных собратьях и за один дикий час преображать их в желание». Теперь впереди меня уничтожение, которого я не могу страшиться; всеми своими клетками оно знает Предельное таким, какое оно есть; или же впереди меня (какой восторг!) ждут Иные.

Ночная вахта.

Золотистый свет неярко светился в кабине. На экране стояли розы. Кейтлин поставила термостат на тепло и надушила воздух экстрактами клевера и миндаля. Звучала песня «Пусть мирно пасутся овцы», милейшая из мелодий.

Сбросив одежду, она стала перед Бродерсеном, протянув к нему руки.

— Черт побери, — выдохнул он, глубиною своей души жалея, что лишен дара слова. — Пиджин, ты прекрасна до боли.

Она улыбнулась:

— Таков и ты для меня, Дэн, дорогой.

— Нет, подожди.

Радостный смех благословил его.

— Да, ты, конечно, простоват рядом с Аполлоном Бельведерским, да и я не секс-бомба. Но ты прекрасен, потому что ты есть ты, ты похож на себя самого; ты — мужчина, которого я люблю. Такова и я для тебя, правда?

Буквально через миг она стала серьезной… Что там — ранимой — и припала к нему.

— Дэн, Дэн, мы отправляемся в неизвестное и не можем предвидеть, что станется с нами и чем мы станем. Но у нас есть эта ночь. Обними меня, Дэн, и люби меня, люби.

Прыжок.

Свет, повсюду свет. Словно бы все пространство сделалось каплей росы в рассветных лучах, пронзивших ее сердце. Мягкие радуги всех цветов, которые доводилось видеть всем зрячим существам вселенной: они кружили, смешиваясь, дрожали, текли, затопляли. Тут и там короткие фонтаны рассыпались искрами или сливались — парами и тройками, и поодиночке — и на огромных изящных дугах: прежде чем умереть, чтобы заново родиться где-нибудь в другом месте. Бурей захватив сознание, вид этот поглощал лицезреющего своей могущественной гармонией.