Дмитрий Дубов - Тёмные сказки

Я почти физически чувствовал ту боль, которую люди причиняли Ангелу своей слепотой. Он стонал, будто они резали его лезвиями или бросали в него камни, и готов был разрыдаться оттого, что ничего – абсолютно ничего – не может сделать, а ведь он лишь хотел напомнить, что надо готовиться, потому что Час Ответа уже близок. Он ближе, чем можно себе предположить.

Наверное, такую же боль испытывают и звёзды, и днём, когда их не видно, они тихонько плачут по нашим душам. Если бы мы могли спокойно взглянуть на Солнце, то увидели бы и на нём тёмные пятна – слёзы по тем, кто не хочет искать спасения.

Как мы любим забывать обо всём на свете, когда дело касается нас самих! Мы никогда не поступимся временными и видимыми удобствами ради вечного блага для души.

Когда я смотрел на этого несчастного Ангела, то почувствовал, как радуются те – с трезубцами и рожками. Они, как благостный аромат, вдыхали в себя запах горькой неудачи, исходящий от Ангела. Они пуще прежнего принялись ползать по мне. В тот момент я, как никогда, испугался, что меня сейчас проткнут трезубцами. Но они этого не сделали; только активно упивались своей небольшой победой. Хотя, вполне возможно, что это была очень и очень крупная победа, ведь люди окончательно отвернулись от Того, Кто их создал.

Я пошёл сквозь толпу к возвышению, на котором стоял Ангел. Я подошёл к нему вплотную и долго взирал на то, как его прекрасные крылья трепещут в такт рыданиям. Он стоял ко мне спиной и потому не замечал, что кто-то всё-таки увидел его. Мне показалось чрезвычайно важным то, что он может рассказать. Пускай он не Последний Пророк, но, в любом случае, он может помочь.

– Ангел, – позвал его я.

Крылья перестали трепетать, и, казалось, он не мог поверить, что кто-то, наконец, услышал его. Он обернулся ко мне, и некоторое время внимательно рассматривал мою скромную персону. В этот момент нам не требовались слова, мы и так поняли друг друга. А потом он сказал:

– Я расскажу тебе всё.

– Я расскажу Вам всё,– согласился Коля, и Актаков приготовился услышать то, для чего, возможно, и родился.

– Я весь внимание, – сказал он.

– Сначала был Вестник, – начал Коля. – Он пришёл для того, чтобы рассказать людям о грядущем…

На миг Актакову показалось, что сияние Колиных глаз усилилось, когда он заговорил о Вестнике, но, в то же время, в них промелькнула неизречённая грусть, будто Коле было больно вспоминать (или выдумывать!) об этом.

– …о том, что надо делать, чтобы прийти в конце своего пути к Богу. Он спустился на землю в надежде на то, что его послушают, но… его не увидели, не услышали, не заметили… У Вестника была одна миссия. Он должен был найти такого человека, который смог бы докричаться до людей. Он должен был найти Глаголющего, который пророчествовал бы до Последнего Дня. И он нашёл его… Я слышал Последнего Пророка…

Коля на мгновение замолчал, словно подыскивая нужные слова. Это мгновение показалось Ивану Фёдоровичу неизмеримо долгим.

Свет глаз его собеседника померк. Так бывает с теми людьми, которые очень глубоко уходят в своё подсознание. Актакову показалось, что в то же мгновение нарушилась связь, которая пролегла было между ними. Начала набирать силу та половина, которая хотела отринуть бредни о Последнем Пророке. Она кричала, что это очень заразный случай и болезнь передаётся от больного ко всем, кто с ним контактирует. Коля тем временем вёл борьбу с самим собой. Белые крылья души тянули его вверх, а камень, привязанный к шее, – вниз.

Наконец пациент заговорил, но на этот раз по-другому, не своим голосом и очень-очень быстро, словно боялся, что не успеет сказать всё.

– Первый этап, – говорил он, – это, говоря на нашем языке, всевозможные природные катаклизмы. Это наводнения, землетрясения, пожары, войны, эпидемии и т.д. Первый этап практически завершён. Бог пытался предупредить род людской, но Его уже никто не слушал, потому что Его превратили в догмы и запихнули в книги. Слово перестало быть Живым для людей, и поэтому они отошли от истинной веры.

Тогда был послан Вестник. Он нашёл Глаголющего и возложил на него миссию Последнего Пророка. Я слышал его.

Вестник ушёл, а Глаголющий умрёт перед вторым этапом. Когда тот наступит, уже ничто не спасёт человечество. Глаголющий умрёт, понимаете?

Коля заплакал. В Актакове начала подниматься ярость. Да кто он такой, этот человек, чтобы угрожать ему и всему человечеству?

Внутри Ивана Фёдоровича происходила борьба не на жизнь, а на смерть. Пока и та сторона, что внимала Колиным словам и была готова идти хоть на край света, лишь бы спастись, и та, что отрицала всю эту ересь, были равными по силе, поэтому он взглянул на своего собеседника в поисках истины.

Его глаза… Может быть, показалось? Сияние Колиных глаз пошло на убыль. Того явно что-то терзало изнутри, но что? В голубой лазури, такой мягкой и чистой, появились красноватые прожилки, намекающие на угрозу, желающие испепелить.

– Говори же! – взмолился Актаков.

– Если Глаголющий не будет услышан, – продолжал Коля, – а Слово не станет снова Словом Живым в умах людей, то тогда наступит второй этап. Он будет кратким, но действенным. Случится затмение. О, нет, не Луна скроет Солнце от наших глаз, но закроется Око Господне и станет темно, как в желудке у дьявола. Даже звёзд видно не будет, только… две кометы рассекут небо крестообразно, и это будет Знак…

Коля снова замолчал. Каждое последующее слово давалось ему тяжелее предыдущего, и казалось, что вскоре он будет способен издавать лишь нечленораздельные звуки. Раздвоение личности – это ещё не беда, а вот когда эти личности начинают вести борьбу между собой… Но внутри Коли заключалось не две, а как минимум три личности.

Актаков мысленно ухватился за воспоминания о сегодняшнем неудачливом и сером утре, и это несколько помогало, хотя всё равно не могло избавить от противостояния, происходящего внутри.

Он знал, что Коля мог бы рассказать намного больше того, что он уже сказал, но кто-то или что-то не позволяет ему этого сделать, иначе будет разрушен тот мир и тот порядок, к которому они привыкли. Актаков уже ощущал себя на месте Коли и всей той половиной, которая воспринимала голубое сияние его глаз, восторгался им, сочувствовал ему и поражался, как же тот смог всё это вынести.

За доли секунды произошли странные перемены во всём. Палата как будто наполнилась чем-то материальным, и шторма сменяли штили, а потом всё шло по новой. Коля и Актаков превратились в марионеток, исполняющих чужую волю.

– И после этого наступит третий этап, – Коля уже не говорил, а кричал, словно пытался перекричать завывания обезумевшей толпы, противостоящей ему. Красные прожилки в его глазах утолщались и увеличивались в размерах. – Это будет заключительный этап перед приходом Господа Бога нашего на землю многострадальную! Все живущие проклянут тот день, когда пошли по пути греха, и дьявола проклянут тоже. Только пройдёт уже время раскаяний, и каждый будет в ответе за все свои поступки! Они будут рыдать, но это – пустяк в сравнении с тем, как рыдал Отец наш, видя, что мы тут творим!