Жан-Пьер Андревон - Лицо

— На Венере…

— На Венере?

— Да, на Венере, именно на Венере. Если опуститься на ее поверхность, если ступить на пески Венеры, там, оказывается, вовсе не так жарко, как думали в те времена, когда в ее атмосферу засылали автоматические станции, которые разлаживались, прежде чем им удавалось спуститься достаточно низко и выяснить климатические условия на уровне почвы.

— Четыреста градусов?

— Да, четыреста по Цельсию, но только в средних слоях, там, где атмосфера плотнее всего, солнечное тепло аккумулируется в этой открытой оранжерее в триста километров толщиной. Но ниже, у самой почвы, не выше трехсот-четырехсот метров…

— В туннеле Форсайта?

— …на узкой полосе поверхности шириной примерно в двести километров, которая охватывает всю планету и проходит приблизительно через полюсы да, туннель Форсайта, — там довольно умеренная температура. Тридцать, сорок градусов — ну, как на Земле, в Манхаттене в середине лета.

— Это благодаря ветру, да?

— Да, это благодаря ветру, благодаря постоянному урагану, который возникает из-за соприкосновения масс горячего воздуха солнечной стороны и холодного воздуха стороны, погруженной в тень.

— Это гигантский ветровой туннель…

— Это гигантский ветровой туннель, заполненный вечным потоком воздуха, летящего со скоростью триста километров в час. Ветер защищает его и от холода, и от жары, которые царят выше, всего в нескольких сотнях метров. Но ты же все это знаешь…

— Да, я знаю все это. Я слышал это по радио, видел по телевизору, я читал об этом в газетах, в журналах, в книгах, в твоей книге: в туннеле Форсайта, в биосфере туннеля Форсайта удалось провести изучение микроэкологии. Растения, бактерии, амебы и даже черви…

— Да, даже черви, которые никогда не видели звезд, потому что никогда не покидают глубин песка: они копошатся в нем и там они защищены от ветра, который все время перекатывает дюны и который швырнул бы их в небо или расплющил бы о скалы. Экология туннеля Форсайта — это хрупкий ансамбль, и трудно сказать, ведет ли эта жизнь непрерывную битву с ветром или же, наоборот, его вечное всеприсутствие помогает ей. В туннеле Форсайта существуют мхи, лишайники, грибы — в общем, все виды таллофитов, которым удается прорасти на скалах. Они остаются неподвижными в этом вихре. Там есть даже миниатюрные папоротники, а еще — странствующие сосудистые растения, они никогда не касаются почвы, они рождаются, растут, воспроизводятся и умирают в атмосфере, пока ветер мчит их со скоростью трехсот километров в час, а их микроскопические тонкие корни плавают среди частиц песка и пыли, принесенных со всей остальной планеты.

— Растения, несколько беспозвоночных. Это значит…

— Немного воды в этой песчаной почве и немного кислорода и азота, которые циркулируют под слоем углекислого газа.

— Это значит…

— Да, жизнь. На Венере. На планете, которую считали смертоносной, пока не высадились на ней.

— И ты высадился на ней…

— Да, я высадился на ней. И я видел жизнь на этой кипящей и ледяной планете, где не видно ни Солнца, ни звезд, где не видно ничего, кроме желтых и рыжих струй ветра, который вечно дует, и воет, и стонет.

— И там, на Венере, ты нашел…

— Да, на Венере. Но ты же знаешь это наизусть. В туннеле Форсайта. Где еще это могло быть? Но ты же знаешь все это…

— Я ничего не знаю. Я слушаю тебя.

— Сволочь этот ветер.

— Что ты сказал?

— Сволочная сволочь этот ветер.

— Ты повторяешься, старина.

— И ветер тоже повторяется. Он только и делает, что повторяется. За десять метров ничего не видно. С меня хватит. Я отказываюсь. Вернемся.

— Нет, не вернемся. Это же моя поездка, черт побери! Единственная поездка для меня! Я ведь пе метеоролог. И не эколог, и нс вулканолог, и не геолог… И не военный! Я…

— Да-да, я знаю. Ты археолог, палеонтолог, антрополог и еще дюжина всяких «ологов». Но я скажу тебе одну вещь: я все спрашиваю себя — какого черта ты здесь делаешь? Я все спрашиваю себя-на кой черт в эту третью венерианскую экспедицию впихнули археолога, палеомашинолога… ну, короче говоря, такую бесполезную фигуру, как ты? Что ты надеешься найти на этой проклятой планете? Храм? Город, погребенный в песках? Полчища скелетов, которые приветливо помашут нам рукой за ближайшим поворотом? Да ведь яснее ясного, что в этом мире так же пусто, как у тебя в голове, бедняга! Всякая нечисть, бактерии, простейшие, черви — это пожалуйста, этого сколько угодно! Но какая-нибудь форма разумной жизни? Ах, оставьте! Это же пустые мечты, старина! Ты просто мечтаешь!

— Ты действительно мечтал об этом?

— Да, я действительно мечтал об этом. И продолжаю мечтать. Несмотря на все.

— А в тот день на Венере?

— В тот день…

— Я мечтаю. Ну ладно… так дай мне домечтать до конца. Это моя поездка. Мы должны проехать сорок километров. А мы не сделали и тридцати. Так что замолчи, разберись со своими педалями, рукоятками, указателями, циферблатами, радиолокаторами — и вперед! А философствовать тебя никто не просит.

— Он еще говорит — философствовать! Ничего себе философия… Ты хоть видишь, куда мы ввалились? В щебень по самые глаза. А что если этот проклятый песок залезет туда, куда ему не следует — в трансмиссию, в карбюраторы, вообще в мотор? Мы так и будем сидеть тут, пока не сдохнем, понял!

— И вовсе нет. За нами придет второй «скарабей», ты это знаешь не хуже меня. Постой-ка! Поверни чутьчуть вправо… Там что-то вроде трещины в скале. По-моему, я видел в ней растения. Жизнь тут легче всего развивается в углублениях — ветер так быстр, что у него даже нет времени их засыпать. Да, вот тут… Придержи-ка… Гм… Нет, ничего особенного. Ладно, двинулись. Я соберу еще зелени чуть дальше.

— Как? Еще? Ну, нам остается только найти гденибудь здесь кусок антрекота, и вечером можно будет соорудить недурное рагу.

— Ты сегодня полон остроумия, дорогой полковник.

— А ты полон надежд. По-моему, вся эта поездка — чистое бросание денег на ветер, если хочешь знать. Ты представляешь, сколько на эту сорокакилометровую прогулочку пойдет кислорода, воды и горючего?

— Не знаю и плевать на это хотел. Ах как ужасно! Можно подумать, что все эти деньги тянут из твоего кармана…

— Погоди-ка! Сильный отраженный импульс, двести метров слева… Их, конечно, тянут не из моего кармана, а из кармана всех налогоплательщиков, но я тоже налогоплательщик, и ты, и Теодор, и Пьер. Осторожнее! Сейчас тряхнет.

— Давай переваливай… Так что это за эхо? Утес?

— Ну, во всяком случае, каменный обрыв. Сейчас мы его увидим. И там ты сможешь набрать сколько угодно мха.

— А, вон он, я его вижу. Прямо впереди. Очень маленькая антиклиналь. Приближайся поосторожнее., Что?.. А это что еще за номер?!