Минвэй Сун - Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика

Корейцы считали Сэлинджера пророком, возвестившим о скором освобождении человечества. Корейцы поклялись освободить весь род людской именно потому, что прочли его книгу. Эти грубоватые, но добрые, неискушенные люди из Азии всем сердцем полюбили Сэлинджера. Под руководством Верховного главнокомандующего роман Сэлинджера много лет назад перевели на корейский, и с тех пор с ним познакомилось не одно поколение северокорейских школьников. Переводчик даже написал в предисловии следующее: «Наша молодежь растет в социалистической стране и постоянно окружена любовью и заботой Трудовой партии Кореи, Кимирсенского Союза молодежи и Союза детей Кореи. Поэтому они прекрасно знают о высоких идеалах коммунизма, а их жизнь наполнена яркими событиями. Следовательно, прочитав такую книгу, как «Над пропастью во ржи», они могут сравнить среду, в которой живут они сами, с чудовищными условиями жизни при капитализме и тем самым расширить свои горизонты и обрести мудрость…»

Поэтому неудивительно, что Сэлинджера так уважали в Северной Корее – даже больше, чем в Соединенных Штатах: ведь именно он сорвал с капитализма блестящую обертку и обнажил его грязное нутро.

Затворническую жизнь Сэлинджера нарушила оккупация Америки. О нем много писали военные корреспонденты, прикомандированные к КНА. Группа взволнованных корейских репортеров отправилась в Нью-Гэмпшир, нашла его хижину и потребовала у него интервью. Как обычно, Сэлинджер отказал: за всю свою жизнь он дал только одно интервью – шестнадцатилетней девушке, которая писала о нем статью для школьной газеты. Для нее Сэлинджер сделал исключение.

Хотя Сэлинджер отказался давать интервью, корейские репортеры, вдохновленные идеалами героизма и мечтающие выполнить порученное им задание, не могли просто повернуться и уйти. Они осторожно прорезали отверстие в сеточном ограждении с помощью кусачек, подошли к хижине Сэлинджера и поставили камеры у ее двери, готовясь к прямому эфиру. Но упрямый Сэлинджер снова сорвал их планы: он не открыл им дверь и не выходил из хижины три дня и три ночи. Наконец репортеры утратили терпение: никто не отказывает журналистам из официальной прессы Корейской Народно-Демократической Республики! Но репортеры помнили, что они представляют добрый и честный корейский народ, и поэтому не дали волю своему гневу. Тогда они придумали другой способ.

Вскоре в хижине Сэлинджера зазвонил телефон. Писатель взял трубку, и в ней медленно и вежливо заговорил мужской бас:

– Мистер Сэлинджер, я – министр департамента пропаганды Корейской Народной армии. Надеюсь, вы будете так любезны и удовлетворите просьбу наших репортеров об интервью. Кроме того, я предлагаю вам стать вице-президентом Ассоциации корейских писателей…

Сэлинджер машинально повесил трубку, а затем сел на пол и заплакал.

Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что реакция Сэлинджера, вероятно, была связана не с политической недальновидностью, а с дефектом личности. Однако корейцы сочли поведение Сэлинджера не только пафосным и излишне драматичным, но практически провокационным. Вот теперь они действительно пришли в ярость. Желая спасти то, что осталось от Сэлинджера, корейцы решили запретить его произведения и занести его в черный список, чтобы все его работы, как художественные произведения, так и эссе, нельзя было опубликовать где-либо в мире. По слухам, за период своего затворничества он написал несколько новых романов. Американские издатели собирались дождаться его смерти и уже тогда приобрести права на их публикацию. Теперь эти планы были сорваны.

Затем Сэлинджера признали пропагандистом развращенного капиталистического образа жизни, который пытался извратить и отравить духовную жизнь молодежи. Но великодушный, человечный и искренний корейский народ не посадил Сэлинджера в тюрьму, не осудил его на собраниях и не потребовал, чтобы он написал критику на самого себя. Ему разрешили остаться в его хижине, но отныне его владения стали патрулировать люди в плохо сидящей на них гражданской одежде – очевидно, держа окрестности под наблюдением.

О Сэлинджере перестали говорить, и все его быстро забыли, даже поклонники. Сэлинджер решил, что это не так уж и плохо, ведь теперь он действительно мог жить словно отшельник – и все благодаря КНА! Когда ему было нечем заняться, он наблюдал за корейцами, которые следили за ним. «Они такие юные и красивые, – думал Сэлинджер. – Они словно стадо оленей с далекого Востока. И их мысли поистине уникальны, они словно кирпичи, из которых складывается объективное и всестороннее представление о мире». Несмотря на то что корейцы стали повелителями мира, их поведение напомнило Сэлинджеру его Холдена. «Точно, они такие же, как Холден». От этой мысли Сэлинджер чувствовал приятное головокружение, словно от хорошего вина.

Но счастье было недолгим: вскоре началась широкомасштабная экономическая реконструкция с целью превратить Америку в огромный рай. Это была попытка полного возрождения страны. Под руководством Службы недвижимости КНА все действовали в соответствии с единым всеобъемлющим планом, и Нью-Гэмпшир, естественно, тоже должен был сыграть свою роль в построении прекрасного будущего.

Однажды утром Сэлинджера разбудил оглушительный шум. Он, ошеломленный, выглянул из окна и увидел двигавшийся на его хижину ряд блестящих бульдозеров «Баэкду», созданных на базе боевых танков «Чонмахо». Разозлившись, Сэлинджер выбежал во двор – что делал крайне редко – и вступил в спор с рабочими, которые пришли сносить его дом. Он утверждал, что этот дом – его неприкосновенная частная собственность. Разумеется, подобные аргументы не имели смысла и, кроме того, раскрыли тайну, о которой, возможно, не знал и он сам: о том, что все люди алчны и мечтают о богатстве. Поистине, это была настоящая трагедия.

Корейские солдаты, молодые и бесстрашные, сбили его с ног и прижали к земле. Бульдозеры загрохотали, двинулись вперед и вскоре превратили его дом в груду обломков. Сэлинджер подумал о том, чтобы обратиться в суд, но потом вспомнил, что судов в Америке больше нет. Тогда он решил покончить с собой, устроив самосожжение, но не смог найти спички или зажигалку; и, в любом случае, мысль о смерти приводила его в ужас – этим он отличался от корейских солдат, которые были готовы в любой момент пожертвовать собой. Поскольку он остался без дома, то отправился странствовать по Америке. Поскольку раньше, в период затворничества Сэлинджера, его фотографии почти не публиковались, никто не узнавал его на улицах и не делал ему щедрые подарки. Так что запомните: если когда-нибудь добьетесь славы и успеха, не будьте слишком скромными.