Александр Черенов - У света и тьмы. Книга первая. Я продал душу дьяволу

«Блюстителей» было трое: как честные служаки и просто мужественные люди, они предпочитают компактной группой ходить там, где тихо и светло. Там, где нет спасительной для преступника темноты. Там, где ему негде укрыться от бдительных глаз «блюстителей». К сожалению – и не только для себя – на этот раз не удалось укрыться мне.

– Эй, ты!

Мордастый «блюститель» с «лычками» младшего сержанта, игнорируя «лендровер» – по причине бесперспективности контакта – «традиционно вежливо» окликнул меня.

– Чё это ты тут – с собакой?

После такого «интеллигентного» «интро» я всегда теряюсь: не тот уровень! Ну, не хватает у меня ни таланта, ни деликатности соответствовать заданному тону! Словно что-то толкает меня на ненужные объяснения, на какое-то глупое многословие, на ссылки на закон. Нет, чтобы сходу повиниться, покраснеть, дать слезу, перейти на рыдания, захлёбываясь в которых и попросить извинения за то, что так нагло оказался на пути доблестных «блюстителей»! И, ладно бы один: так ведь с собакой! И не имеет никакого значения то, что она – при хозяине, на поводке, в наморднике и вообще помещается, чуть ли не за пазухой. «Duro lex…»: «закон суров…»

И умничать тоже не надо: «блюститель» не обязан знать латыни – и по этой причине может неправильно интерпретировать слово «duro», незаслуженно отнеся его на свой счёт!

Вот и сейчас я не совладал ни с эмоциями, ни с ситуацией. Ну, вот, такой, вот я, несуразный! Вечно вляпаюсь в историю! И исключительно по своей вине!

– Виноват, товарищ… э…э…э… господин… гражданин… Но я не видел здесь запрещающих табличек…

Худшего начала и придумать нельзя! А ещё этот многозначительный взгляд на полутораметровый бурьян, которым я заключил текст! Естественно, «блюститель» просто не мог оставить сей вопиющий факт без реакции. Соответствующей.

– Ты, козёл!

Он корректно и доходчиво указал мне на причину, по которой я что-то недопонял.

– «Не видел» он! А это у тебя для чего?

Он постучал себя по лбу, извлекая из костей почему-то металлический звук.

– Зачем тогда очки нацепил, если такой тупой?

Несмотря на банальность последнего довода, обычно используемого в тандеме со «шляпой», на меня он действовал безотказно. Всегда. Как пуля в затылок. Какая, уж, тут «линия защиты»!

– Тут не гуляют, а ходют!

Против столь «правового» довода возражений не может быть «в принципе»! И нечего тут ссылаться на дедушку Крылова и его волка. «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать!» «не прокатывает»! Наш отечественный «блюститель» строг, но справедлив! А то, привыкли некоторые, понимаешь, обижать… «блюстителей»! Недоверием! Наговорами! «Насильники»! «Грабители»! «Душители»! А какие они грабители?! Какие душители?! Они – бескорыстные борцы за счастье народа – пусть даже под народом понимают лишь самих себя! Они настолько болеют за дело, что всю душу отдают ему – пусть даже и не свою!

– Плати штраф: тыщу рублей!

– Извините… гос… гражд… но я вышел не в магазин, а с собачкой…

– Дерзишь? – вздохнул полицай, и обернулся к своим спутникам. Те немедленно «соответствовали»:

– Дерзит! Не уважает!

– Тогда, как говорится, пройдёмте.

И меня взяли под локоток. Вежливо, так – аж, шов у куртки затрещал.

– Разрешите собачку домой отвести? А то – неудобно… Вам… Если Вы думаете, что я убегу, можете сопроводить меня. Даже под пистолетом!

Моё предложение развеселило «блюстителей». Своей несуразностью. Я и сам понимал это. Даже то, что я растерялся, не могло меня извинить. Тоже мне, довод: растерялся! Хорошо ещё, что «блюстители» оказались людьми простыми, отзывчивыми – и где-то даже сердечными.

– А у нас там – собачья гостиница рядом. При живодёрне!

Весёлый этот парень, младший сержант! Простой, такой, доступный, как… младший сержант!

– Пошли – а не то оформим сопротивление! Сопряжённое с насилием. А это – срок!

«Сопряжённое»! Во, как выразился! А ещё говорят, что в органах у нас – одно безмозглое дурачьё! Какая ложь: даже по этому трио видно, что не одно, а, минимум, несколько!

– А так – поучим тебя немножко уму-разуму, заплатишь штраф, оплатишь вытрезвитель, отсидишь пятнадцать суток – и гуляй… до следующего раза! Пошли!

И я бы пошёл! Вот истинный… честное слово: пошёл бы! Но ведь не зря говорят: «чёрт под руку дёрнул»! Или: «чёрт на ухо нашептал». Точнее: опять «мне голос был».

«Пожелай!»

– Пожелай… – словно сомнамбула, прошептал я.

– Чего?!

У блюстителя даже лицо вытянулось от изумления: наверно, он воспринял это «пожелай» как фамильярность. Не мог же он знать, что это я – из роли. Ну, вот – роль такая.

– Ты уйдёшь через три секунды…

Если бы я был лириком, то непременно сказал бы, что моими глазами на блюстителя глядела смерть. А, может, так оно и было: я своих глаз не видел, но чувствовал, что в них и в самом деле – что-то такое…

– Ты уйдёшь через три секунды от него, а ты и ты – следом, с интервалом в три секунды…

Это уже адресовалось блюстителям без «лычек».

– … Слева направо. Время пошло.

Всё, что успел сделать младший сержант – положить руку на кобуру: не Клинт Иствуд, однако. Через три секунды – отсчёт от последней «о» в слове «пошло» – он рухнул в бурьян, подминая его своей массивной жоп… ну, хорошо: тушей. Насчёт «туши»: увы, но объективность – превыше куртуазий. В точно назначенное время к нему присоединились и мои несостоявшиеся конвоиры.

Я заглянул в бурьян.

«Хорошо лежим! И какое трогательное единение: вместе пришли – вместе «ушли»!

Тут меня с чего-то потянуло на философию. На размышления о смысле жизни. Вот говорят: Бог забирает себе лучших. Ну, не знаю. Я никогда не мог понять: кто лучший-то? Тот, кто раньше оказался «готов к забору»? Тот, кто успел перед отбытием помянуть Господа – и не матерным словом? Никогда я не поверю в неразборчивость Всевышнего! Не свалка же у него там, на небесах? И ещё: зачем Ему вообще забирать кого-то? Для них-то «там» пока и дел нет: рай-то ещё не открыт – один только ключник при воротах?! Я уже не говорю о том, что такие взгляды противоречат Священному Писанию! Сортировка душ по местам назначения – только в порядке очерёдности мероприятий!

Но, как бы там ни было, «товарищи отбыли». Что я мог сказать? Разве, что: «Кто к нам с мечом придёт…»

– Фу! Шарль, фу! Нельзя!

У моего «француза» нормальная – для нормальных собак – реакция на «точки на трассе». Он их «метит». В роли последних сейчас и выступили корпуса «блюстителей». Никакого злого умысла в этом не было – ни со стороны Шарля, ни с моей. Хотя, если подойти к этому вопросу, так сказать, философски, то… М-да…

Мелочи не могли умалить значимости момента: я впервые пробовал дарованный мне талант на людях. Ну, не совсем на людях: на «блюстителях». Со стыдом должен признаться: никакого стыда я по этому поводу не испытывал. Равно как и никаких – тем паче, «литературных» – переживаний. Странно: ведь я такой способный на чувства! Я даже стихи пишу!.. Ну, не то, чтобы стихи – так: тексты… пописываю… Куда делся талант сострадания? Или не было его вовсе? (Это я – о сострадании: таланта мне не занимать). Или это объект не соответствовал таланту?