А. Варламов - Кому вручить цветы?

Мортиров, чрезвычайно занятый своими мыслями, оборвал на полуслове поток предложений, машинально посоветовав говорящему засунуть инструкцию себе в дырку… Это было воспринято как приказ, и гибкий манипулятор моментально заширнул книжицу себе в тут же открывшееся, дурно пахнущее отверстие, которое сразу же после совершения акта утилизации исчезло, будто и не появлялось вовсе. Зато в воздухе немедленно распространился аромат дезодоранта.

Мортиров, внезапно очнувшись от раздумий, вскочил с места и вновь активировал мусоропровод, заставив того открыть свои недра. Утилизатор повиновался, широко разверзнув прямо перед хозяином свой свободно блуждающий приёмный зев. Роман Палыч без колебаний, но с некоторой опаской сунул в него голову, повертел там ею в разные стороны до хруста в шее, рискуя свернуть её. Он явно пытался что-то разглядеть. Не найдя ничего подозрительного и крайне разочаровавшись тяжёлым духом, царящим в скрытой глуби, вынул голову назад. После чего снова окунулся в размышления.

А они были нерадостные. Роман Палыч понял, что допустил большую ошибку на самой первой стадии изготовления своих игрушек: несомненно, он зря выкинул головы спортсменов – футболисты ведь умели не то что ходить, но даже очень хорошо бегали! Как-то совершенно необдуманно была упущена из виду эта важная особенность!

Впрочем, что уж жалеть о гладеньких причёсках футболистов, когда сами их головы теперь неизвестно где! Да и вообще, нужно было покупать боксёров!

Роман Палыч застыл, оглушённый изяществом запоздалой мысли: а ведь и правда, у тех и с руками-кулаками всё как нельзя хорошо, да и с ногами не хуже… К тому же лица тоже… не того… «Вот уж действительно – на каждого мудреца довольно простоты…» – окончательно добил себя Мортиров несвойственной самому себе, по всей видимости, ещё школьной начитанностью, покрывшись густым стыдливым румянцем.

Увы, теперь ничего другого, как начать самому учить ходить своих подопечных, не оставалось. Чем он и занялся по наитию, делая это с большой, можно сказать, – тщательной любовью, словно оправдываясь перед природой за собственную бездетность. (Мортиров решительно, напрочь отвергал женитьбу как для заведения потомства, так и ради разного рода других интересов, включая развлекательно-познавательный аспект.)

Сам по себе процесс прямостояния и неизбежно следующей из него ходьбы на двух ногах оказался непрост. И конечно, поначалу не обошлось без маленьких огорчений в виде беспрестанных падений, ушибов и следующих за ними лёгких сотрясений в головах солдатиков, из-за чего нередко движение обучаемых объектов происходило совсем не в заданную сторону. Роман Палыч вынужден был непрерывно укреплять «мозги» подопечных двойной, а то и тройной пропайкой составляющих их компонентов. И, как оказалось, труд был не напрасен: появились первые маленькие радости. Тот, кто был под номером «1», научился бегать на четвереньках раньше своего единосхемного брата. Зато второй общеголял собрата, когда пришла пора становиться на две ноги. Вскоре оба шлёпали по полу, как неуклюжие цирковые медвежата.

Вот только теперь, преодолев первую ступень начального образования роботов, можно было продвигаться дальше, к намеченной цели. Поэтому Мортиров вскоре снова поставил питомцев лицом к лицу и приказал разозлиться друг на друга. Те едва не поплавили свои прямолинейные схематические мозги от непонятной команды. Хорошо, что Роман Палыч вовремя заметил лёгкий дымок из головы «Второго», и тут же отменил свой приказ.

«Вот дубы-то, – с горечью констатировал он. – Просто дикари!» Теперь стало понятно, за какую трудную задачу он взялся.

Слово «дикарь» немедля прижилось в мозгу самого Мортирова, не вызывая никакого отторжения своей нарочитой резкостью. Наоборот, оно, как посчитал творец игрушек-солдатиков, на данном этапе их существования наиболее полно соответствовало интеллектуальным возможностям оных. Да и, по большому счёту, целям, поставленным перед ними.

«Решено, – постановил для себя Роман Палыч, – отныне будут дикарями».

Хочешь не хочешь, а пришлось подстраиваться под своих дикарей: Мортиров упростил задание, приказав Первому подойти ко Второму, чтобы стукнуть того. Первый шагнул, но снова застыл.

Роман Палыч «возвёл очи горе́» и примерно туда же воздел руки. Несколько секунд молча тряс кистями, шевеля пальцами в порыве неутешного расстройства. Затем, видимо, устав, глаза и руки «предал долу». Сам их обладатель всё ещё пребывал в состоянии бессильной ярости – да что же это такое! Ничегошеньки не выходит, как ни старайся!

Несколько минут творец боролся с острым желанием послать всё к чёрту, а то и подальше – к его матери, но что-то всё время удерживало от такого естественного, но крайне безответственного шага. Ещё через пару-тройку минут он успокоился, и принялся рассуждать трезво: «Ничего. Всё правильно – академий они не заканчивали, и в школу их не водили. Да и на кой ляд им „Аз и Буки“ преподавать?»

Внезапно развеселившись, Роман Палыч мелко-мелко захихикал, представив картинку: его «мальчики» чинно сидят за столом, старательно вытягивая руки на вопрос учителя о том, сколько будет дважды два. Не дождавшись реакции учителя, затевают между собой лёгкую возню, постепенно переходящую в бурную потасовку. В классе начинают летать по воздуху книжки…

– Нет, мои маленькие дикари, не будет этого, – громко обратился он к рядом молчаливо стоящим питомцам. – Я вам другую науку преподам. Ту, что делает сильным и жёстким. А лучше – жестоким! И так вокруг одни «христосики» ходят: «Пожалуйста! Извините! Прошу Вас!..» Тьфу! Превратили всё вокруг в благостную жижу и лежат в ней, похрюкивая…

Непонятно, что больше явилось причиной столь эмоционального спича от Роман Палыча, адресованного своим безгласым слушателям. Скорее, нежелание последних драться, чем общее недовольство всеобщим состоянием общественного устройства. Тем не менее Мортиров, донельзя взвинченный своей экспансивной тирадой, во время которой он, кажется, даже брызнул слюной на Первого, уже не мог себя сдержать, вследствие чего принялся демонстрировать дикарям приёмы рукопашного боя на самом себе. В этом непростом, а точнее – весьма сложном деле он вовсе не являлся хоть каким-то умельцем-разрядником, поэтому скорее навредил себе, нежели защитил себя от самого себя: на правой скуле быстро зарделась приличная ссадина.

Но даже это небольшое неприятное повреждение не охладило пыл, а лишь ещё более раззадорило Мортирова. Довольно потешно, боком, как рассерженный кот со вздыбленной шерстью, он подскочил к ближайшему роботу, а затем легонько стукнул его своим сухоньким кулачком в область лица. Бедняга 2-й – а это был он – полетел наземь. Да и немудрено: при всей своей тщедушности Роман Палыч вдесятеро превосходил размерами и массой Второго.