Алексей Барон - Эскадра его высочества

Прокурор посмеялся еще раз.

— Для этого нужно любить правду несколько больше, чем я могу себе позволить. Вместо этого позволю себе заметить, что правда — это еще не все, что можно любить на белом свете.

— Святая правда. Опять же.

Прокурор приподнял бровь.

— Сударь! Да вы презанятный собеседник. Жаль, что снисхождение невозможно к таким ужасным преступникам, как вы.

— Точно? — на всякий случай переспросил Фань.

— Да точно, точно. Точнее некуда. Но коль скоро это так, быть может, вернемся к пределам возможного? Что еще вы хотите?

— Одежду приличную. Камеру чтобы почище убрали, да кормили по-человечески. Сколько нам еще осталось?

— Пока эшафот соорудят… впрочем, нет, вас же к костру приговорят. Но процесс организуют по всем канонам, не сомневайтесь. Это означает, что потребуются и заседания, и свидетели ваших черных дел. С десяток, не меньше. Их еще нужно обучить… правилам поведения в королевском суде. Дней пять-шесть у вас будет, нечестивцы.

Прокурор свое слово сдержал.

Тем же вечером в камеру прикатили бочку и наполнили ее водой. После того, как злоумышленники искупались, к ним явился улыбающийся благодетель.

— Вы так любезены, — сказал Мартин, надевая не новую, но почти чистую рубашку. — По-моему, от меня перестало пахнуть.

— Чистого человека и судить приятно, — пошутил прокурор. — Всего доброго, господа.

Пожилые бубудуски укатили бочку.

— Чистому еще больше хочется жить, — печально сказал Фань. — И зачем вы это затеяли?

— Люблю удобства.

Вошел надзиратель Мормидо.

Подозрительно осмотревшись, он велел вновь надеть на преступников кандалы. Потом скривился и спросил:

— Жалобы есть?

Мартин пожаловался на несправедливость.

— Ох! Взрослые вроде люди. Я же серьезно спрашиваю.

— Серьезно? А, тогда другое дело. Нас еще ни разу не брили. Подстричься тоже не мешает.

— И так сойдет, — ответил тюремщик, лицо которого постоянно скрывала щетина.

— Друг мой, — проникновенно сказал Мартин. — Мы не можем в таком виде предстать перед его люминесценцием. Как ты думаешь, ему будет приятно?

— С чего вы взяли, что он будет присутствовать на суде?

— А как же. Мы ведь покушались знаешь на кого?

Мормидо перекрестился.

— Знаю, знаю. Ладно. Но смотрите, у цирюльника бритвы и тому подобное. Самоубийства не допущу, даже не пытайтесь.

— Любезнейший! Небесникам самоубийство запрещено. Большой грех.

— Так вы и впрямь небесник?

— Сказано — небесник, значит — все, баста. Небесник и должен быть. Ты что, не веришь его люминесценцию?

Мормидо вновь перекрестился.

— Как можно! Верую. Небесника, однако, вижу впервые. Прям такой же, как все. Только рожа хитрая. Как же вас распознать-то, а?

— Даже и не пытайся. Один великий сострадарий умеет. На то он и великий.

— Да-а, дела. А сотоварищ ваш того… голову о стенку не разобьет? Чего-то он сильно смурной сегодня.

— Видишь ли, он действительно расстроен тем, что его хотят сжечь. Неужели ты думаешь, что это приятно?

Мормидо думал о другом. Он почесал затылок и сообщил:

— Ну, у каждого свои заботы. А мне вот вас палачу нужно живехонькими сдать. Потому как мертвого казнить не получается. И чтобы морды без синяков были, а то людям показать стыдно. Вы уж не накладывайте на себя руки, а? Чего самим-то утруждаться! Потерпите как-нибудь до казни, ладно?

— А чего? Ладно, потерпим. Недолго уж осталось.

Мормидо обрадовался.

— Честно?

— Дорогой мой! Ты когда-нибудь слышал, чтоб колдуны и черные маги с собой кончали?

— Чего не слыхал, того не слыхал, — умудренно качая головой, сказал Мормидо.

— Вот и ступай спокойно.

Мормидо все же продолжал топтаться на пороге.

— Сударь, вам терять нечего — так и так один конец. А если у меня возникнут неприятности, вам же легче не станет?

— Да не особенно.

— Вот и не берите грех на душу. Сильно вас прошу: присмотрите за энтим, ладно? Но чтобы морда целая была.

— Ну не знаю, не знаю. Если цирюльник не придет…

— Да придет, он придет. Завтра же.

— А ты завтра дежуришь?

— Так точно.

— Ну, договорились.

Мормидо явно успокоился и сказал:

— А я уж за могилками присмотрю, не извольте беспокоиться.

— За какими могилками?

— Да за вашими. И место хорошее подберу. На самом кладбище, конечно, нельзя будет, а вот где поближе к ограде — это мы устроим.

— Ну, брат, утешил.

Мормидо ухмыльнулся.

— Так на то мы и сострадарии.

— В вашем заведении, я смотрю, кого не возьми — все милейшие люди.

Мормидо неожиданно сконфузился.

— Да чего там! Это ж первейшая заповедь: довел человека до смерти, так уж утешь напоследок, не будь скотиной. Только и вы уж за меня тоже словечко замолвите.

— Это кому?

— А там, — тюремщик показал в потолок. — Пресветлому И святому Корзину от меня того… тоже кланяйтесь.

Мартин энергично кивнул.

— Сразу, как только встретимся, обрат. Первейшее дело!

— Не люблю позерства, — сказал Фань. — Особенно перед смертью. Неприятно как-то, знаете.

Мартин зачем-то принялся полировать браслеты наручников.

— Лю, как вы полагаете, этот наш Мормидо когда-нибудь слышал, что сжигать людей нехорошо?

— Не только он, но и дед и прадед его, царство им небесное, ничего не слышали о такой странности.

Фань вдруг подскочил.

— Ох, сожгут! Как пить дать — сожгут, мракобесы пресветлые! Что же делать-то, что делать, а? Только не говорите, что не знаете!

— Знаю.

— Что?

— Ешьте. Нужно накопить сил.

— Ох, аппетит к человеку приходит только вместе с надеждой.

— Попробуйте заставить себя.

— Да зачем?

— Чтобы достойно встретить свой конец, — громко сказал Мартин.

Потом прекратил свои полировальные занятия, наклонился к Фаню и тихо добавил:

— После побега с питанием может быть плохо. Некоторое время. Да и убежать-то далеко не убежишь, если ноги от голода подгибаются.

Судовладелец обвел безнадежным взглядом каменные стены, дубовую дверь, железные решетки и изумленно прошептал:

— Вы надеетесь на побег?

— Уповаю.

— Иллюзии.

— Прошу вас, еще кусочек, — громко сказал Мартин.

— Вы серьезно?

— В отношении кусочка?

— Прошу вас, не дурачьтесь.

— Я серьезен, как приговоренный к смерти.

Фань наклонился к уху Мартина.

— И которым же способом вы собираетесь бежать? Под землей? По воздуху?

— Нет, через дверь.

— Кто же ее откроет?

— Надзиратель.

— Надзиратель? Какой еще надзиратель?

— Ну… Разве не помните? Завтра дежурит Мормидо.

— Странно. Я начинаю верить.

— Вот и хорошо. Еще кусочек, пожалуйста.

— Так и растолстеть можно. Что я должен делать?

— Сохранять убитый вид. У вас неплохо получается.