Андрей Аникин - Пятое путешествие Гулливера

Он вернулся через час или полтора. Я лежал без сна, хотя крики давно умолкли и царила тишина.

— Злодеи пытались убить Нуила, — сказал он. — У них ничего не вышло. Двое мертвы, а третий захвачен живым.

У меня язык чесался от вопросов, но по лицу секретаря я понял, что не время их задавать.

Утром я мельком увидел эквигома, захваченного при покушении. Он был, видимо, тяжело ранен и без сознания. Его везли в специально освобожденной для этого коляске под наблюдением личного врача Нуила. Это был совсем молодой человек, почти мальчик. Уши оттопырились и казались еще больше на бледном, точно сжавшемся от потери крови лице.

Что толкнуло его на покушение и что ждало его?

К вечеру мы прибыли в небольшой город, находившийся в одном дневном переходе от столицы. Мика позвали к хозяину, через несколько минут, он вернулся и торжественно объявил мне, что пятикратно-сверхравный приглашает нас обоих на ужин.

…Мы сидели за большим круглым столом впятером: были также приглашены двое высших офицеров, близких к Нуилу.

Мое место было между Миком и одним из офицеров, напротив хозяина.

Я сильно волновался, ибо моя судьба и сама жизнь зависели от того, сумею ли. я понравиться Нуилу. Как мне велел Мик, я только отвечал на его вопросы с прямотой и четкостью.

Впервые в Эквигомии я был в обществе, где за час или два беседы ни разу не было упомянуто имя Оана.

Нуил выпил два бокала лучшего эквигомского вина, и его землисто-желтое лицо слегка порозовело. Оба офицера были к этому времени просто пьяны и говорили громко, уже плохо улавливая момент, когда надо было замолчать, чтобы не мешать Нуилу.

Слуга подал свежую бутылку вина и разлил его в опустевшие бокалы. В этот момент Нуил сказал секретарю Мику:

— Уступи мне свое место, — я хочу спокойно поговорить с нашим заморским гостем.

Мик поспешно повиновался и, выждав, пока хозяин уселся рядом со мной, занял его место. Прежде чем обратиться ко мне, Нуил поднял стоявший перед ним бокал, и все мы подняли свои. Мик пил мало, но на этот раз хорошо хлебнул из бокала, оставленного ему Нуилом.

— Мой секретарь докладывает мне, что ты умный человек, Нэмис, — сказал хозяин. Я молча наклонил голову. — Он служит мне десятый год, и я привык ему доверять…

Я невольно бросил взгляд на Мика и вздрогнул: его бледное до синевы лицо искажала судорога боли, на лбу обильно выступил пот. Он глядел прямо мне в лицо остановившимся взглядом, но не видел меня. Вдруг он покачнулся и, стаскивая со стола скатерть с посудой, стал сползать на пол. Я вскочил со своего стула и бросился к нему. Мик умирал. Губы его были покрыты пеной: пульс исчезал буквально по секундам.

Не могло быть сомнения: секретарь был отравлен каким-то сильно действующим ядом. Я поднял голову и оглядел остальных.

Нуил, почти такой же бледный, как его секретарь, сидел неподвижно, еще держа в руке бокал. Оба офицера вскочили, один из них зачем-то держал в руке пистолет.

— Зовите врача! — крикнул я им. — Но боюсь, что он не поможет. Вероятно, яд был в вине.

Они все трое переглянулись. Но, судя по тому, что никто из нас не страдал, яд был брошен лишь в один бокал, который, несомненно, предназначался Нуилу. Обмен местами спас его и погубил секретаря.

Мне было жаль беднягу Мика. Сознаюсь, я был также обеспокоен тем, как его смерть повлияет на мое положение при Нуиле.

Всеобщее замешательство, которое произошло, когда один из офицеров ударом ноги распахнул дверь с криком «Измена!», помогло убийце скрыться. Это был, конечно, слуга, разливавший вино. Наливая бокал Нуила, он бросил в него отраву. Врач нашел этот бокал и обнаружил на дне остаток хорошо известного ему местного яда.

Эта ночь была еще беспокойнее первой. Охрана прочесывала весь город и окрестности, пытаясь найти убийцу, но безуспешно. Несмотря на бессонную ночь, Нуил приказал трогаться рано утром. Он ехал один, и экипаж его был окружен со всех сторон не менее чем сотней вооруженных всадников. Тело секретаря, прикрытое попоной, везли в тележке, а я ехал с одним из офицеров, ужинавшим накануне у Нуила. Усевшись, он почти мгновенно захрапел и проспал до полудня. Проснувшись, он потребовал полстакана вина и через некоторое время стал приемлемым собеседником. Он прекрасно помнил те знаки расположения, которые успел оказать мне накануне Нуил, и говорил со мной откровеннее, чем Мик. К тому же, как видно, трагические события слегка развязали ему язык.

Я узнал от него, что за последние два-три года позиции Нуила в группе многократно-сверхравных, управлявших Эквигомией, сильно пошатнулись. У него появились соперники, которые теснили старого генерала и политика. Пять месяцев назад Нуил удалился из столицы, рассчитывая собрать вокруг себя верные ему силы, а также надеясь на раздоры среди его соперников. Но эти расчеты и надежды оправдались лишь отчасти. Теперь Нуил возвращался в столицу, чтобы продолжить борьбу. Два покушения доказывали, что враги боялись его и готовы были на все, чтобы не допустить его возвращения.

Когда солнце стало спускаться, мой собеседник снова заснул, а я получил возможность спокойно подумать. Мик и Нуил, конечно, вытащили меня из крысиного подвала и держали при себе на всякий случай как человека, который мог им пригодиться при каких-то крайних обстоятельствах. Я был им обязан свободой и самой жизнью. У меня не было никаких связей в Эквигомии, зато были полезные связи в высших кругах Пекуньярии, что они каким-то образом проверили. К тому же я хорошо знал морское дело и дальние страны. Теперь мне оставалось надеяться, что я буду и дальше нужен Нуилу и что я смогу этим воспользоваться для себя.

Городской дом Нуила тоже был своего рода небольшой крепостью, которую постоянно охраняли солдаты. Мне было разрешено выходить из дома в сопровождении двух специально приставленных эквигомов. С ними я мог ходить по городу, куда мне хотелось… Это были молчаливые, подчеркнуто незаметные люди, которые, как я ни старался, не вступали со мной ни в какие беседы помимо простейших вопросов быта.

Город Нотиак был столицей Эквигомии на протяжении столетий. Но ныне это было видно не столько по дворцам и другим старым сооружениям, сколько по своего рода могильным доскам. На пустырях и незастроенных участках среди города можно было видеть огромные камни, на которых большими буквами были выбиты надписи вроде такой: «Здесь стоял дворец деспота такого-то, угнетавшего народ. Разрушен равными в… году эры равенства. Слава Оану!» Или, например, так: На этом месте находился вертеп поклонения ложному идолу, которого по невежеству называли Богом Солнца. До основания уничтожен равными в… году.