Андрей Аникин - Пятое путешествие Гулливера

Таких камней было расставлено по городу множество, так что невольно приходило на ум сравнение с кладбищем. Камнями поменьше были отмечены сожженные дома аристократов и богачей, театры и другие увеселительные заведения, запрещенные Оаном. Некоторые камни были установлены недавно.

На месте дома Амуна можно было видеть кусок серого гранита с надписью, объявлявшей любителя голубей злодеем и врагом равных. Был камень и на месте медицинского колледжа, где учился юноша Нут, ставший невольной причиной и моего избиения и моего избавления.

Мне очень хотелось выполнить его просьбу, повидать его отца и мать и рассказать им об их сыне. Но я боялся идти к ним со своим «хвостом». Недели через три, когда усердие и бдительность моих стражей притупились, я сумел на короткое время избавиться от них и навестил стариков. Они были вне себя от радости, не знали, где посадить и чем угостить. Я рассказал им о любви их сына и уверил, что Ояла будет им хорошей дочерью. Но ни я, ни кто-либо другой не мог им сказать, когда они увидят своих детей и увидят ли вообще.

Однажды я с грустью стоял около камня, на котором значилось, что на этом месте находилась когда-то библиотека — «хранилище вредных книг, враждебных Оану». Мои стражи разлеглись на траве в двух или трех десятках ярдов от меня и курили из длинных трубок местный табак, к которому я никак не мог привыкнуть.

Ко мне приблизился хилый старик, с трудом передвигавший ноги и опиравшийся на палку.

— Ты, видно, нездешний, что так долго стоишь на одном месте и читаешь это? — спросил он, указывая на камень.

Я знал, что мне не следует говорить, кто я и откуда. Но старик выглядел безобидно, поэтому я не удержался и сказал, что я действительно прибыл из очень далекой страны, о которой в Эквигомии ничего не знают.

— Знают, знают! — ворчливо сказал старик. — В книгах, которые были здесь, все это было — и о дальних странах, и о хороших людях… обо всем…

Я спросил его, кто он такой. Оказалось, что он служил здесь библиотекарем. Тогда я спросил, куда Девались книги.

Он боязливо огляделся по сторонам и, понизив голос до шепота, сказал:

— Книги сожгли. А самые ценные заперли под замок в святилище Оана или раздали многократно-сверхравным. Уж мало кто помнит о них… Вот эти (он указал на моих стражей, не подозревая, кто они такие)… что они знают о библиотеке и книгах?

…Время шло, а положение моего покровителя, насколько я мог судить, не укреплялось. Юноша, который участвовал в первом покушении, умер от ран и ничего не раскрыл. Враги Нуила использовали это, чтобы обвинить его в убийстве. Распространялись также слухи, что он погубил своего секретаря, который слишком много знал о преступлениях Нуила.

Считалось, что Эквигомией управляет Совет многократносверхравных, полный состав которого, однако, никогда не оглашался. Было только известно, что он состоит из тринадцати членов. Совет никем не избирался и не назначался, а каким-то образом назначал сам себя. Председателем Совета считался император Оан.

На самом деле власть была в руках трех или четырех человек, которые все время находились в двойственном состоянии союза и вражды. Теперь остальные члены этого узкого круга объединились против Нуила и готовились свалить его, как он в свое время свалил Амуна.

Однажды, в минуту откровенности, Нуил рассказал мне о своей жизни. По странному совпадению он, как глава Пекуньярии Нагир, в молодости был бродячим актером и фокусником. Это было еще до того, как Оан создал государство равных. На представлении в какой-то деревне его заметил Оан, в то время нищий проповедник. Скоро Нуил стал его учеником и сподвижником. Когда восстали крестьяне, Оан и Нуил снабдили их своими идеями. После победы Оана стали называть императором, хотя он официально не принимал этого титула, а Нуил стал пятикратно-сверхравным. Но он был, конечно, не единственным учеником Оана, и ему всегда приходилось бороться за свое высокое место и близость к императору. Нуил был бездетный вдовец.

Вероятно, ему недоставало секретаря Мика, который был его доверенным лицом и советчиком, а во мне он хоть в малой мере, но видел преемника Мика. Но говорить со мной о перипетиях его борьбы с соперниками было мало толку, так как я слишком плохо знал политическую систему Эквигомии и расстановку сил. Иногда Нуил кое-что рассказывал мне об этом, но чаще наш разговор обращался к заморским делам.

На заседания Совета Нуил отправлялся в сопровождении отряда солдат. Другие руководители приводили такие же отряды, так что Совет заседал в окружении целой армии. Офицеры и фанатики среди солдат враждовали, как их хозяева, дело уже несколько раз доходило до вооруженных стычек.

Заседания Совета превратились в словесные перепалки, в которых участники, клянясь Оаном, обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Мне кажется, что государством в эти месяцы, которые я провел в столице, в сущности, никто не управлял. Может быть, это было лучше для эквигомов. По крайней мере, высшим сверхравным было не до того, чтобы разводить голубей, искоренять вредную привычку к молоку и превращать всех врачей в ветеринаров.

Нуил все еще не терял надежды. Он рассылал верных людей в воинские части, собирал своих сторонников в Совете и что-то обещал им, пытался расколоть своих врагов. Но эмиссары его возвращались с неутешительными известиями, ряды сторонников редели, а враги, видя его слабость, теснее объединялись.

Однажды Я с удивлением и с некоторым удовольствием обнаружил, что мои стражи куда-то исчезли. Дело было ясно: крысы бегут с тонущего корабля. Но мне с этого корабля было некуда бежать. Я надеялся, что сам Нуил достаточно умен и хитер, чтобы не пойти на дно, а заодно помочь и мне выбраться из Эквигомии.

…В этот день Нуил еще утром уехал на заседание Совета.

Я сидел за письменным столом и приводил в порядок свои записи, которые начал в последние недели делать, пользуясь свободным временем. Внезапно дверь открылась, и вошел офицер, с которым я ехал в экипаже после убийства Мика.

— Нэмис, пять минут на сборы! — сказал он. — Приказ пятикратно-сверхравного: к утру быть в порту.

Я понял, что наступил решительный час. Сунув в мешок свои записи, трубку, чистую рубаху и еще какую-то мелочь, я вышел вслед за офицером. Нам подали верховых лошадей, и мы поскакали. Часа четыре мы мчались без передышки.

Я никогда-то не был хорошим всадником, а за последнее время совсем отвык от верховой езды. Наконец я взмолился об отдыхе.

Да и лошади были все в мыле. Мы спешились, и он рассказал мне, что произошло. Враги попытались арестовать Нуила, он кликнул своих солдат, началась кровавая схватка. Нуил с помощью верных людей выбрался из здания и теперь другой дорогой ехал в порт, где нас ждало готовое к отплытию военное судно.