Владимир Романенко - Год белой кометы

Экскурсию к телескопу проводил совсем молодой инженер, высокий и широкоплечий, с копной густых пшеничного цвета волос. Володя, как зачарованный, слушал его плавный и уверенный рассказ, хотя многое из того, о чем шла речь, он уже знал. Он молитвенно глядел на телескоп, не в силах отвести глаз от этого великолепного воплощения мысли и технического совершенства, замечательного сочетания оптики, механики и электроники, и вдруг отчетливо понял, что именно сюда его тянуло всю жизнь, именно этоего место, и еще понял, что с этого дня он не сможет жить и работать больше нигде…

Когда экскурсия закончилась и вся группа двинулась к вы- ходу, Гармаш подошел к экскурсоводу:

— Извините, пожалуйста, я хотел бы с вами поговорить. Это возможно сейчас?

— Если не слишком долго. Хотя долго и так не получится — вы сейчас будете уезжать.

— Дело в том, что я вовсе не собираюсь никуда уезжать. И вообще вся эта курортная жизнь — сплошное недоразумение, по крайней мере для меня.

— Так в чем суть дела?

— Суть в том, что я наконец увидел то, чего хотел всю жизнь. Не буду слишком многословен — астрономия была моей «болезнью» с детства и я хочу у вас работать…

— Та-а-к…, - экскурсовод внимательно посмотрел на Володю и добавил: — Это интересно, если вы действительно располагаете временем, давайте поговорим. Добираться-то назад как будете?

— Это совсем неважно, как-нибудь доберусь, я вообще хотел бы побыть здесь еще пару дней, если это, конечно, возможно.

Они спустились по лестнице из подкупольного зала, где стоял телескоп, и вошли в небольшую комнату.

— Садитесь, пожалуйста, но прежде давайте знакомиться. Малахов, Александр Малахов, — он протянул руку Володе и тот крепко и радостно пожал ее, ощутив твердую мозолистую ладонь.

— Владимир Гармаш.

— Вы расскажите о себе поподробнее — где учились, где работали и почему решили проситься к нам. Вообще-то люди к нам идут, но очень разные. И мотивы у них тоже разные. Я только хотел предупредить вас сразу — я не астроном, я — инженер, начальник участка электроники. Здесь у нас вообще астрономов — считанные единицы, в основном они работают в городе, в Институте астрофизики.

Володя охотно рассказал Малахову о себе, о том, как увлекся звездами, где учился и почему хотел бы остаться на Астростанции.

— Знаете, — закончил он, — если нет возможности начать работу сейчас, я подожду столько, сколько будет нужно. Впрочем, я готов остаться даже дворником.

— Ну, зачем же дворником…У нас сейчас освободилась вакансия дежурного инженера. Электронику в институте изучали?

— Вполне подробно.

— Ну и замечательно. Вы знаете, я сейчас попытаюсь устроить вас в гостиницу, а вы спускайтесь по тропке в поселок — здесь всего час ходьбы. Я переговорю с моим начальником и завтра сообщу вам результат.

Когда Гармаш вышел из башни, вся курортная компания уже сидела в автобусе. Водитель дал пронзительный сигнал, потом, высунув голову в приоткрытое окно, и крикнул:

— Ну сколько можно! Только вас ждем!

— Езжайте, я не еду!

Я остаюсь.

Насовсем.

…Самостоятельные ночные вахты с телескопом началась для Гармаша только через месяц после его окончательного переезда на Астростанцию. И хотя он довольно быстро освоил новое для себя дело, настоящей уверенности в работе не было еще долго. Часто снились тревожные сны, в которых происходили различные аварии и поломки, в том числе и такие, которые в реальности были просто невозможны. Иногда казалось, что гигантская труба телескопа падает прямо на него, что быстро вращающийся купол башни, ломая ограничители, сходит с направляющих и падает, скатываясь куда-то в балку… Снилось, что он долго не может отыскать неисправность в системе управления, и драгоценное наблюдательное время тратится зря… Но в то же время каждые новые сутки работы добавляли что-то новое в его знания, поднимали его над бытовой суетой, наполняли жизнь тем смыслом, который он так давно и трудно искал для себя. Это все же были радостные дни и ночи, которые останутся с ним уже на всю жизнь. И вот теперь — открытие кометы: событие, к которому он по праву чувствовал свою причастность. Володе всегда казалось, что главная часть человеческой истории — это история науки. Теперь эта история творилась на его глазах и, в какой-то мере, его руками… Нет, это кресло дежурного инженера телескопа было для него не случайностью, а целью жизни, и пусть друг Стрижевский по-житейски прав, его правда — это еще не правда всей жизни. Есть еще правда мечты, без которой любая жизнь лишена всяческого смысла. Теперь он, Володя Гармаш, это знает, знает точно и наверняка!

На очередном семинаре, который состоялся в институте через три дня после возвращения Кирилова с наблюдений, Гребков коротко сообщил собравшимся об открытии новой кометы.

— Событие это, в общем-то, достаточно редкое для профессиональных астрономов, — директор откашлялся и перевел взгляд в аудиторию поверх очков, — сейчас кометы, как вы знаете, чаще всего открывают любители.

В зале послышался легкий смешок. Представить Кирилова в роли астронома-любителя всерьез не мог, пожалуй, никто, и, прежде всего, потому, что сам Максим Петрович всегда при случае подчеркивал, что в современной астрофизике открытия «летающих камней» — дело случая, и они не продвигают изучение наиболее серьезных проблем науки сколько-нибудь значительно.

— И все же, — продолжал Вадим Сергеевич, — я считаю необходимым поздравить уважаемого Максима Петровича с новым объектом, который зарегистрирован МАС (МАС — Международный Астрономический Союз.) как комета Кирилова, прежде чем дать ему слово.

Раздались дружные аплодисменты. Кирилов вышел к демонстрационному проектору и попросил тишины.

— За поздравление сердечно благодарю, но вообще до- вольно забавно, что этот камушек достался ревностному противнику всяких кометных и астероидных забав. Все-таки наши инструменты способны на более глубокие исследования. Но нельзя не учитывать огромный интерес к таким событиям общественности, прессы да и значительной части астрономов, и не только в нашей стране. Короче, раз уж открыли, будет неразумно уступать кому-то и приоритет в исследованиях.

Кириловщелкнул выключателем, на экране появился снимок, скопированный с компьютера на пленку, и Максим Петрович показал кончиком авторучки на слегка вытянутый темный штрих.

— Комета движется к нам по сильно вытянутой орбите и период ее обращения по предварительным расчетам что-то около трех тысяч лет. Яркость объекта высокая, и невооруженному глазу он будет доступен уже в октябре. Пик яркости будет приходиться, видимо, на безлунное время ноября, что вполне может позволить провести качественные наблюдения как спектральными, так и фотометрическими приборами. Была бы погода… Ну вот вкратце и все. Есть вопросы?