Марат Байпаков - Эрис. Тихе

Сплотившаяся фаланга хоров, трапезитов уверенно отражает штурм, переходит в контратаку, уверенно теснит численно превосходящих мятежников. Налицо отличная бранная подготовка гаморов-трапезитов. Линотораксы, щиты-кофры оружейных мастерских Гермократа спасительно держат удары кинжалом. Экзомисам нечем ответить артистам. Ловкости в ближнем бою нет, оружие по большей части плохого качества, крошится-ломается, план штурма шеренг не отработан в построениях. Понеся неоправданные чувствительные потери, противник подаётся назад от парода, разбивается в разрозненные отряды, вновь готовится к повторной атаке.

Сальпинга Мегисты правильно, не сбиваясь, радостно выдувает ритм бранного шага: «Левая-правая-левая-правая». Тяжеловооружённые эфебы расставлены по воле белой маски на краях обоих флангов атакующего построения. Эфебы прикрывают гоплонами ряды легковооружённых товарищей. Кто-то из трапезитов со словами восхищения надевает на шею Сибарис плетёную кожаную цепочку с тяжёлым бронзовым окровавленным кинжалом. То трофей девушки с убитого врага.

В орхестре, пародах, на пустых участках театральной площади зрители беззастенчиво обирают убитых мятежников. Нагрудные щитки, кожаные шлемы, кинжалы, длинные домашние ножи, топоры, дубинки, ксифосы и даже костяные, деревянные, каменные талисманы Тихе, фаллосы на крылышках, обретают новых хозяев. Окровавленные трофеи с трупов обязательно должны принести удачу в брани. С три сотни лихих рекрутов, зрелые мужи из кварталов Теменитеса и Ахрадины, встраиваются полуторастами-вербовщиками в боевые шеренги, заполняя растянутые фланги артистов. Новые шеренги из зрителей атакуют серые экзомисы. Отвоёванное пространство заполняется новыми добровольцами, прибывающими из театрона. Горожане-ополченцы со стороны улиц Теменитеса с пеанами «а-ля Эниалий!» яростно вливаются в рубки с мятежниками. Хотя сражение всё ещё неистово бушует волнами атак-контратак на театральной площади, его участники уже чувствуют свершившийся перелом в песни брани.

Верфи Ортигии. В то же самое время.

– Что происходит у театра? Битва? Кто против кого? Неужели на нас подло напал Карфаген? Или на нас пошли войной Катана с Наксосом? – Управляющий напирает на молчуна – командира лоха гаморов.

– Свобода сошлась с Тиранией, – слышится хриплый голос. Спартанский шлем неохотно поворачивается к работникам верфей. Мастера невпопад шумят, протестуют, машут руками в сторону театра:

– Гаморы, выпустите нас!

– Немедленно уходим к театру!

– Посмотрите на нас. – Старший мастер по сборке выставляет гоплитам мозолистые ладони. Аргумент дополняется трагичным выражением лица. То увещевательная просьба, не угроза. – Мы, корабелы, так же как и вы, гаморы, граждане полиса. У нас с вами равные права. Закон полиса для нас с вами тоже одинаков. В четверти стадия от театра мой дом. Моя семья подвергается опасностям! Моих детей могут убить. Я не могу здесь оставаться.

Однако сочувствия от гаморов мастеру верфей не удаётся добиться. Закрытые бронзовые шлемы не выдают чувств их владельцев.

– Гаморы попирают законы Сиракуз. Хватит терпеть произвол гаморов!

– Кто вам дал право удерживать нас?

– Наши верфи не ваша тюрьма.

– Тихе и Теменитес вместе будут сражаться против тирании.

– Неужели потомки Тиндарида на тиранию претендуют?

– Хватит слов верфи, берём топоры! Не хотят мирно выпустить, так силой высвободимся.

– Их больше, с плотницкими топорами не высвободимся. Может, вплавь податься на другой берег?

Работники верфей бьют себя кулаками в грудь, участвуя оскорбительными жестами в споре с гаморами-надсмотрщиками о попранных гражданских правах. Распалившиеся мастеровые не боятся тяжеловооружённых гоплитов-гаморов. Любопытство накаляет пререкания. Тисамен не участвует в пререканиях с аристократами. Тисамен словно бы оглох. Художник верфи поглощён страстью творчества – увлечённо живописует кистью богиню счастливого случая. Тихе, которая его стараниями обретает завораживающую красоту обнажённой юной девушки. Харакс, посмотрев в голую спину Тисамена, поднимает высоко правую руку. Важно оглашает от своего имени решение гетерии мастеров верфей:

– Гаморы, вы не имеете прав удерживать свободных эллинов Сиракуз в заточении без указания на то архонтов.

Работники согласно бурчат. Командир лоха поворачивает к управляющему Хараксу голову в сияющем шлеме. Солнце высвечивает чёрные глаза в прорезях. Воитель хриплым голосом раздражённо-гневно распоряжается:

– Архонт-фермосфет Гермократ постановил запереть вас до победы над бунтом в верфях. «А если восстанут, то определить их в сообщники бунта, надеть на них цепи, как на изобличённых преступников» . Это точные слова архонта-фермосфета, для тебя, Харакс. Запомни их до высокого суда агоры. Это твой стасис 66 66 Стасис – гражданская смута, буквально – «стояние». ? Ты восстаёшь, гражданин Харакс? Ты и твои люди – мятежники? Будете топорами оспаривать судебную власть полиса? Приготовить для вас смирительные верёвки?

Управляющий верфью падает духом, хмурится, отрицательно качает головой. Шум недовольства смолкает. Работники верфей отдаляются от шеренг гаморов. Море занимает их внимание. Мастеровые указывают руками воителям на волны. От военных верфей Ахрадины в сторону верфей гражданских Ортигии идёт на вёслах немирная лодка. Во вместительной, тёмно-синей бортами, вестовой лодке триеры и гребцы, числом восемь, и кормчий, и смотрящий на носу, в ярких разноцветных льняных доспехах, при портупеях с оружием.

За восемь дней до литургии двух всадников. Поместье Полидама. Репетиция хоров.

Продолжительная песня Зевса пропета. Корифей Фрасикл ни разу не ошибся в словах, старательно в задуманном ритме драматурга исполнив важнейший отрывок из трагедии. Гамор утирает пот рукой. Устало выдыхает. Вот так с первой попытки, кроме Фрасикла, ни у кого из артистов не получалось попасть в ноты, не запнуться в долгих распевах. Протагор громко выбивает дробь дорожным посохом по сосновому настилу, сбитому точным полукругом орхестры вокруг священного камня. Довольный драматург поощрительно улыбается взволнованному Фрасиклу:

– Зевс всемогущий достойно протестует в твоём исполнении, почтенный корифей. Бог Кронос должен быть повержен. Без сомнений… без сомнений должен быть низвергнут в Тартар! У зрителей не возникнет прекословий именно после твоего сольного выступления.

Хоревты отчаянно аплодируют смутившемуся от прилюдной похвалы гамору. Рано поседевшему, но не утратившему кучерявых густых волос, корифею слегка за тридцать с небольшим годов. Фрасикл явно не привык к публичной жизни. Прочно стоящий на крепких ногах, привычкой закладывающий по-хозяйски за спину руки, властный, завсегда привередливый, радетельный гамор в хорах словно бы в своём пшеничном поле за сбором урожая. Хорошо известный за пределами Сиракуз хрематист 67 67 Хрематист – от древнегреческого термина χρήματα – деньги, обогащение; крупный предприниматель. Фрасикл иногда теряется при восхищённых взглядах, совсем как юная девушка. Такой странный контраст в честном поведении аристократа не смешит, а добавляет уважения к авторитету «управляющего двух хоров», чуждому напыщенному тщеславию наёмных актёров или певцов-кифаристов.